Глава третья

Электричество включили уже после полуночи; ветер все бушевал, на сей раз еще и швыряя потоки дождя в окна и на покрытые лишайником крыши Фордхема. Коронерский фургон увез тело, и доктор Гленденинг пообещал, что постарается провести вскрытие в ближайший же день, даже несмотря на то, что это суббота. Криминалисты работали при новом освещении точно так же, как орудовали до этого: собирали образцы, помечали их и тщательно укладывали в пакеты. Пока они не нашли ничего, что сразу показалось бы важным. На место происшествия явились один-два представителя местных средств массовой информации, и Дэвид Уитни, полицейский пресс-секретарь, охлаждал их пыл, скармливая им крохи информации.

Как только включили электричество, Бэнкс немедленно осмотрел остальную часть коттеджа и вскоре понял, что если у Ника и были с собой какие-то личные вещи, то все они пропали — за исключением его одежды, туалетных принадлежностей и нескольких книг. В частности, не было бумажника, мобильника, не было ничего, на чем стояло бы его имя. Одежда мало о чем говорила. Никаких изысков, повседневные шмотки: недорогие рубашки, серый пиджак в мелкую полоску, рабочие штаны, джинсы «Левайс» — и практически все. Среди туалетных принадлежностей нашлись лекарства: видимо, Ник страдал (или воображал, что страдает) изжогой и несварением желудка, если судить по всевозможным антацидным средствам, которые он с собой привез. Уинсом сообщила, что его машина — «рено-меган» — открывается карточкой, а не ключом. Карточки в пределах видимости она не обнаружила, почему позвонила в полицейский гараж в Иствейле, где ей сказали, что постараются как можно скорее кого-нибудь прислать.

В Национальной полицейской компьютерной базе не оказалось никаких данных относительно этой машины, добавила Уинсом, значит, ей придется узнавать подробности в агентстве регистрации автомобилей в Суонси, как только она сумеет кого-нибудь там отыскать, что не так-то просто сделать в выходные. При необходимости можно было бы обратиться в Национальную базу ДНК, где хранятся образцы генетического материала не только осужденных преступников, но и вообще всех, кто когда-либо подвергался аресту, даже если потом был оправдан. Общественность возмущалась таким ограничением свободы личности, но эта база данных уже не раз оказывалась полезной при идентификации тел, а также во многих иных случаях.

Выяснить, кто такой был этот Ник, ничего не стоило, но кто-то затруднил им опознание, и Бэнкс задавался вопросом — зачем. Возможно, установив личность жертвы, полиция быстро выйдет на убийцу? Может быть, преступнику нужно было выиграть время, чтобы скрыться?

Очевидно, Ник пользовался только одной спальней из двух. В другой даже не были застелены кровати. Бросив взгляд, Бэнкс заключил, что на обеих половинах двуспальной кровати ночевали, но, может быть, этот Ник просто ворочался во сне, как медведь? Питер Дарби уже сделал все нужные фотографии в этой комнате, и криминалисты паковали постельное белье, чтобы передать его на анализ. В ящиках у кровати не нашлось ни единого презерватива, вообще не обнаружилось ничего, что указывало бы на то, что представлял собой этот таинственный Ник, — за исключением книги в бумажной обложке, лежавшей на прикроватном столике: Иэн Макьюэн, «Искупление».

Судя по закладке, Ник добрался до шестьдесят восьмой страницы. Бэнкс пролистал книгу. На заднем форзаце кто-то вывел карандашом, чуть заметно, шесть неровных рядов цифр, некоторые были обведены кружком. Он вернулся к началу и увидел цену — 3,5 фунта, тоже написанную карандашом, но другим почерком, на первой странице, справа вверху. Стало быть, книга из букинистического, перед Ником ею могло владеть сколько угодно человек, и цифры написал кто-то из них. А если все-таки он? Бэнкс подозвал одного из сотрудников криминалистического отдела, велел ему упаковать книгу и проследить, чтобы сделали фотокопию интересующей его страницы.

  19