очень нудно 
37 
— Чем же он занимается? — поинтересовалась актриса, и Ла Брава сообщил ей о ежедневной дозе кокаина стоимостью двести долларов.
— Вы являетесь частью этого мира, вы чувствуете его, — сказала она. — Мне нравится смотреть, как вы наблюдаете за всем, вы же ничего не упускаете, верно?
Он не мог вымолвить ни слова. Ее голос звучал совсем рядом:
— Вы думаете, вы спрятались в своей скорлупе, но я вижу вас насквозь, мистер Ла Брава. Покажите мне свои работы.
— В галерее Ивлин они цедили вино и рассматривали мои фотографии.
Джин Шоу наклонилась над его работами, разложенными на столе в номере 201 на втором этаже «Делла Роббиа». Она брала в руки каждый снимок и пристально вглядывалась в него. Ла Брава жил в этом номере вот уже восемь месяцев, но не наложил никакого отпечатка на это помещение, остававшееся безликим гостиничным номером. Он не привык расставлять вокруг свои работы в рамочках или развешивать их по стенам, он не был уверен, что захочет все время смотреть на них. Они хранились на полке в конвертах, лежали в куче журналов на столике. Он рассказал гостье о журнале «Апертура», предлагавшем ему подготовить книгу «Саут-бич», с портретами стариков, со всей этой уходящей натурой. Этим он сейчас и занимается, правда, не столько работает над книгой, сколько думает о ней. Было бы неплохо создать нечто в этом роде, чтобы на столике у изголовья лежал его авторский альбом, и все же это странно: неужели люди будут платить по тридцать—сорок долларов за книгу с фотографиями других людей, которые никогда не увидят своих фотографий в альбоме, поскольку им не по карману купить его?
— В галерее они пили вино и рассматривали мои картины, приговаривая: «Он подходит к акту искусства как к акту возмездия, как к беспощадной войне против завоеваний технократического общества». Или: «Его творчество — это летопись поражения человечества от рук хищнического капитализма». Еще они говорили: «Очевидно, он воспринимает свое творчество как экзорцизм, как сорок дней в пустыне». А кто-то сказал: «Это автопортреты. Он видит себя нищим, маргиналом, не вписавшимся в общество». В газетном обзоре писали: «Эстетический подтекст его творчества заключается в постоянном обнажении всех приемов искусства». Хм, а я то думал, что просто занимаюсь фотографией.
— Просто. Что есть, то есть, — сказала Джин Шоу и после небольшой паузы добавила: — И чего нет тоже. Вы это хотите сказать?
Он не требовал от нее таких интеллектуальных усилий.
— Один парень в галерее — это его не то жена, не то приятельница заявила, что я нищий и маргинал, — сказал: «По-моему, он фотографирует, чтобы зашибить деньгу, а все остальное— детали». Я готов был расцеловать этого малого, но побоялся, что он меня неправильно поймет.
Всматриваясь в очередной снимок, Джин Шоу сказала:
— Они стараются принять позу, но не умеют и в этой попытке открываются нам.
Это ему понравилось. Это было неглупо.
— Ваш стиль заключается в отсутствии стиля. Вы согласны с этим?
— Главное, никаких сложных ракурсов, — сказал он, раздумывая, есть у него стиль или нет. — С ракурсами у меня не слишком хорошо выходит.
— Кое-кто из них похож на актеров. Я имею в виду грим, костюмы.
— Я понимаю, о чем вы.
— О чем вы думаете, когда делаете эти снимки?
— О чем я думаю? Я думаю о том, что фотографирую, прикидываю, достаточно ли освещения или, наоборот, не слишком ли резко.
— Скажите честно.
— Я вижу «образы, суть которых выходит за пределы локальных обстоятельств, в которых они предстают перед нами».
— Кто это сказал?
— Уолкер Эванс. Или тот человек, который приписал ему эти слова.
— А о чем вы думаете, когда смотрите потом на свои работы?
— Думаю, почему у меня не получается, как у Штиглица.
— Как давно вы этим занимаетесь?
— Почему у меня никогда не получится, как у него. Почему у моих персонажей не такой взгляд, как на фотографиях Огэста Сэндера. Я прикидываю, может быть, надо было подойти на шаг ближе, отклониться вправо или влево.
Короткая пауза.
— Что еще вы видите?
— Это не то, что я вижу. Это то, о чем я думаю, когда смотрю на свои работы. Я думаю, обрету ли я когда-нибудь профессионализм, уверенность в себе.
— Вот как? О чем еще вы думаете? — настаивала она.
— О чем я думаю? Чаще всего о том, что теперь делают эти люди. Изменились ли они или остались такими, какими я их сфотографировал.
И тут в тишине гостиничного номера он услышал, как она спросила:
37 
