12 
— Отлично, — сказал я и уставился на темную живую изгородь, окружавшую соседний дом.
— Я отправляюсь в больницу, — сказал Лангеланд.
Я дошел вместе с ним до машины, которую он поставил впритык к моей. Получилось что-то вроде наглядной демонстрации разницы наших доходов. «Мини» краснел всеми своими ржавыми пятнами и, когда я подошел, будто демонстративно отвернулся в другую сторону.
Прежде чем сесть в свой отполированный экипаж, Лангеланд повернулся ко мне:
— А все-таки, почему вы не хотите рассказать, где сейчас Ян-малыш?
— Да ради бога, Лангеланд. Подумаешь — важность. Он находится в Хаукендалене, в детском центре.
— У Ханса Ховика?
— Да. Вы его знаете?
— Мы с ним старые друзья. Со студенческих времен.
— Ну, в таком случае вы знаете, как его найти. Но пока вы еще не уехали, Лангеланд, скажите, ведь Вибекке и Свейн Скарнес ему неродные мать и отец?
— Откуда вам это известно?
— Не забывайте, где я работаю. Я встречал Яна-малыша, когда ему было года два. Он жил тогда в другой семье.
Он посмотрел куда-то поверх крыши автомобиля:
— Что ж… Отрицать не могу. Но Вибекке и Свейн его усыновили и имеют на мальчика все положенные родителям права. — Он на мгновение задумался, а затем пробормотал: — Ах, да. Я же собирался к Вибекке.
— А ребенок знает, как вы считаете?
— Что его усыновили? Сомневаюсь. Вам надо спросить у самой Вибекке. А почему вы этим интересуетесь?
— Да так… Просто…
— М-да. Ну ладно, я вас покидаю. — С этими словами он кивнул мне, сел в машину, захлопнул дверь, завел мотор и отъехал от тротуара. Автомобиль двигался так тихо, что было слышно, как шуршат шины об асфальт. Я немного постоял, смотря ему вслед, а затем полез в свою тачку.
«Это сделала мама», — сказал он.
Интересно знать, которая из двух.
7
Ночь выдалась беспокойная. Поэтому утром, когда я встал, я помнил только обрывок сна: на моей кухне сидел мальчик и уплетал бутерброд. Во сне это был вроде Томас, но только шестилетний и с глазами Яна-малыша — кричащими безучастностью.
Я позвонил в Хаукендален и попал на Ханса Ховика.
— У вас все в порядке?
— Малыш проснулся. Они с Сесилией завтракают.
— А мать… О ней ничего не слышно?
— Нет. Хочешь, дам Сесилию?
— Да. На пару слов.
Я подождал у трубки, пока Ханс звал ее к телефону, а потом услышал ее «Привет».
— Как спали?
— Я почти совсем не спала. Мне все время казалось, что стоит мне задремать, как он тут же попытается сбежать.
— Но он не пытался?
— Да нет, конечно. Спал как убитый. Правда, в какой-то момент ему приснилось что-то… страшное. Он стонал и дергал ручками. Но не проснулся. Хотя я присела на край кровати и гладила его по голове.
— А сейчас он как? Сказал что-нибудь?
— Нет. Все такой же отстраненный. Лучше ему не делается, так что следующая наша остановка — детский психиатр.
— Давай еще раз попробуем обратиться к Марианне. Я попытаюсь уговорить ее, чтобы она к вам приехала. А сам тем временем выясню, что с его матерью. Если удастся — с обеими.
— А ты узнал? Это тот самый мальчик, про которого ты говорил?
— Пока нет. Но в списке дел это у меня первый пункт. И самое главное: знает ли ребенок, что он усыновлен? Я, правда, в этом сомневаюсь. Если выяснится, что он действительно не знает…
— То значит, он имел в виду свою приемную мать, да?
— По логике вещей — да.
— А ты полиции рассказал?
— Нет. Пока нет.
— А почему?
— Пока я не уверен, не хочу сбивать с толку следствие.
— Понятно, ведь возможно, это убийство.
— Согласись, больше похоже на несчастный случай.
— Да, но все равно. Дело серьезное.
— До того как я сообщу о словах Яна-малыша, я хочу провести собственное расследование.
— Боже, какая непостижимая тяга к истине, Варг! Это уже переходит всякие границы… Иди в полицию, слышишь? Расскажи им все — они для этого и существуют.
— Я подумаю над твоим предложением.
— Или я сама пойду.
— Дай мне хотя бы несколько часов, хорошо?
— Уговорил, невозможный ты человек.
Я поблагодарил, и мы закончили разговор на том, что я пообещал перезвонить ей попозже — она оставалась присматривать за Яном-малышом.
Я отправился короткой дорогой: срезал угол до Ветрлидсалльменнинген и двинулся мимо Флёйбанен. Погода изменилась: на улице было холодно, морозец так и пощипывал лицо. Облака туго обтянули небо над Бергенской долиной, плотные, как кожа на барабане.
12 
