20 
— Это Гэри слушает, — сказал он. — Он носит с собой такую маленькую хреновину…
— С наушниками? — предположил Ребус, и охранник снова кивнул.
— Поразительно!.. — вполголоса пробормотал детектив и спросил громче: — Вы работали здесь в прошлом году, мистер Уиллс?
— В будущем месяце исполнится ровно три года, как я сюда поступил.
— А ваш напарник?
— Он работает здесь уже месяцев восемь или девять. Одно время я выходил в его смену, но мне не понравилось. Утром совсем другое дело. Отработал — и весь вечер свободен.
— И можно спокойно пить дальше, — поддразнил детектив.
Лицо охранника окаменело, но Ребуса это не смутило.
— У вас никогда не было неприятностей, мистер Уиллс? — спросил он официальным «полицейским» тоном.
— В каком смысле?
— В смысле неприятностей с законом.
Прежде чем ответить, Уиллс нарочито долго скреб в затылке, посыпая перхотью плечи и воротник своей и без того не слишком свежей формы.
— Это было давно, — сказал он наконец. — Начальство в курсе.
— Драка?
— Кража, — нехотя признался охранник. — Но это было двадцать лет назад.
— А в автомобильные аварии вы разве не попадали?
Вместо ответа Уиллс посмотрел куда-то поверх плеча Ребуса.
— А вот и Гэри, — сказал он.
Ребус обернулся. Напротив окна остановился какой-то светлый автомобиль, его хозяин как раз запирал дверцы. Через несколько секунд дверь дежурки распахнулась.
— Что за фигня происходит у нас на первом этаже, Джо?
Второй охранник был в форменных брюках, но без тужурки. Очевидно, она лежала в перекинутой через плечо сумке вместе с контейнером для бутербродов. Гэри был на несколько лет моложе Джо Уиллса, намного стройнее и на полфута выше ростом. В руке он держал свежую газету, которую сразу бросил на стол у стены, но войти в дежурку не смог, поскольку Ребус занимал в ней почти все свободное пространство. Под курткой, которую он пытался снять на ходу, на Гэри была чистая, аккуратно отглаженная рубашка, но без галстука. Галстук — скорее всего, пристегивающийся — был, вероятно, засунут куда-нибудь в карман.
— Детектив-инспектор Ребус, — представился Ребус. — Вчера вечером у вас на стоянке жестоко избили человека.
— На первом уровне, — вставил Джо Уиллс.
— Он что, умер? — удивленно переспросил новоприбывший.
Уиллс закатил глаза и провел ребром ладони по горлу, издав соответствующий звук.
— Черт побери! А Потрошительница знает?
Уиллс покачал головой и пояснил специально для Ребуса:
— Так мы прозвали свою начальницу, потому что она носит черный плащ с капюшоном. И она единственная из всех боссов, кто иногда сюда заглядывает.
Ребус кивнул в знак того, что понял.
— Мне нужно будет снять с вас показания, — сказал он Гэри.
При этих его словах Уиллс внезапно заторопился. Запихивая в сумку какие-то мелочи, он покачал головой.
— Это случилось в твою смену. Потрошительница будет очень недовольна.
— В самом деле, вот уж неожиданность так неожиданность! — Гэри попятился, давая напарнику возможность выйти из будки. Ребус тоже вышел — ему вдруг захотелось глотнуть кислорода.
— Мы с вами еще поговорим, — бросил он вслед быстро шагавшему прочь Уиллсу.
Тот, не оборачиваясь, помахал рукой, и Ребус перенес свое внимание на Гэри. Тот был не только худощав, но и слегка сутулился, как многие чересчур высокие люди. Длинное лицо, мужественная челюсть, густые темные волосы… «Такому на сцене с рок-группой выступать, а не на этой стариковской работе штаны просиживать», — подумал Ребус, но Гэри, по-видимому, считал иначе. По-мужски он был довольно привлекательным, чем, возможно, и объяснялась его женитьба на «потрясно красивой бабе». Правда, Ребус понятия не имел, каких женщин считал красивыми Джо Уиллс.
Следующие двадцать минут не принесли ему ничего интересного. Фамилия Гэри была Уолш, он жил в маленьком доме в Шэндоне, на парковке работал девять месяцев, до этого водил такси, но не смог выдержать частые ночные смены, вчера вечером не видел и не слышал ничего особенного.
— Что происходит в одиннадцать, в конце вашей смены? — спросил Ребус.
— Я закрываю лавочку: опускаю стальные жалюзи на въезде и на выезде.
— И после этого никто не может ни войти, ни выйти?
— Точно.
— А вы не проверяете, не остался ли кто-нибудь внутри?
20 
