— Конечно, — ответил он. — И выиграл бы дело.
Когда я заснул на занятиях по гражданскому праву, профессор, до тех пор монотонно вещавший, отчего учить законы было скучнее, чем наблюдать за сохнущей краской, вылил мне на голову бутылку воды.
— Мистер Бонд, — медленно произнес он, — я считаю вас одним из тех студентов, которым не следовало поступать на юридический.
Я выпрямился, весь мокрый, и сплюнул воду.
— Тогда, сэр, при всем уважении, вам нужно было лучше учиться считать, — заявил я, и одногруппники аплодировали мне стоя.
Я привожу этот довод уважаемым присяжным как пример того, что я никогда не боялся трудностей, не намерен и начинать.
— Идем! — Эмма Хант выключает зажигание.
Я кладу руку ей на плечо.
— Может быть, начнем с того, что вы скажете, как зовут вашего сына.
— Джейкоб.
— Сколько ему лет?
— Восемнадцать, — отвечает она. — У него синдром Аспергера.
Я слышал этот термин, но не стану строить из себя доку.
— Он аутист?
— Формально да, но не такой, как в «Человеке дождя». У него весьма высокий уровень развития. — Она нетерпеливо поглядывает на полицейский участок. — Мы можем обсудить это позже?
— Нет, если вы хотите, чтобы я представлял Джейкоба. Как он там оказался?
— Я привезла его. — Она глубоко, прерывисто вздыхает. — Сегодня я смотрела новости и, когда показывали место совершения преступления, увидела стеганое одеяло, которое принадлежит Джейкобу.
— Возможно, у кого-то еще есть подобное одеяло. Например, кто-то в прошлом сезоне тоже делал покупки в магазинах «Коль»…
— Нет. Это ручная работа. Оно лежало в шкафу в его спальне — по крайней мере, я так думала. А потом я услышала, что полиция по обвинению в убийстве арестовала парня Джесс.
— А Джейкоб ее парень?
— Нет. Арестовали некоего Марка. Я его не знаю, но не могу смириться с мыслью, что он отправится в тюрьму за то, чего не совершал. Я позвонила детективу, ведущему это дело. Он велел привезти Джейкоба в участок, якобы он с ним поговорит и все выяснит. — Она обхватила голову руками. — Я понятия не имела, что он заманит Джейкоба в ловушку. И не разрешит мне присутствовать при допросе.
— Если парню восемнадцать, все законно, — заверяю я ее. — Джейкоб дал согласие беседовать с ним?
— Он чуть ли не вприпрыжку побежал в участок, как только ему сказали, что он может помочь разобраться в преступлении.
— Почему?
— А если бы вам после нескольких лет занятия имущественными спорами предложили вести дело об убийстве мировой знаменитости?
Ого, это я понимаю!
— В полиции вам сообщили, что Джейкоб арестован?
— Нет.
— Значит, вы по собственной воле привезли сына в участок?
Она падает духом у меня на глазах.
— Я думала, что они просто с ним поговорят. Мне и в голову не могло прийти, что они тут же запишут его в подозреваемые.
Эмма Хант уже плачет, а я лучше знаю, что делать с жирным поросенком в Нью-Йоркской подземке, чем как вести себя с плачущей женщиной.
— Я просто хотела поступить, как полагается, — всхлипывает она.
Когда я работал кузнецом, мне довелось иметь дело с кобылой, у которой треснуло копыто. Недели покоя не пошли ей на пользу; владельцы уже подумывали ее усыпить. Я убедил их позволить мне «приварить» ей круглую подкову с замкнутыми ветвями, но не стал ее прибивать, а просто обернул вокруг копыта. Сперва кобыла ходить не хотела, но разве можно ее винить? Целая неделя ушла на то, чтобы выманить ее из стойла, а потом я каждый день занимался с ней по полчаса, пока через год не вывел в открытое поле и уже там наблюдал, как она носится, словно ветер.
Иногда, чтобы сделать первый шаг, нужна чья-то помощь.
Я кладу руку Эмме на плечо. Она вздрагивает от прикосновения и непонимающе смотрит на меня своими безумными воспаленными глазами.
— Посмотрим, что можно сделать, — говорю я, надеясь, что она не видит, как предательски дрожат у меня колени.
У конторки дежурного я откашливаюсь.
— Я ищу офицера…
— Какого? — лениво спрашивает сержант.
Кровь приливает мне к лицу.
— Который ведет допрос Джейкоба Ханта, — отвечаю я. Почему я не спросил у нее фамилию детектива?
— Вы имеете в виду детектива Метсона?
— Да. Я хочу, чтобы вы прервали допрос.
Сержант пожимает плечами.