— Меня к Джейкобу не пустили, — говорю я.
— Почему?
Вместо ответа я качаю головой. В кремовом свете наступившего дня я могу разглядеть легкий пушок на подбородке и щеках Тео. Он напоминает мне о том, как я впервые увидела, что у Джейкоба под руками начали расти волосы, и занервничала. Одно дело, когда в тебе отчаянно нуждается ребенок, совсем другое — когда взрослый мужчина.
— Мама? — нерешительно окликает Тео. — Как считаешь, он это сделал?
Не думая, я отвешиваю ему оплеуху. Тео, покачнувшись, отшатывается, прижимая руку к щеке. Потом бежит к входной двери.
— Тео! — кричу я вслед. — Тео!
Но он уже пронесся полквартала.
Нужно бежать за ним, извиниться. Признаться, что я ударила его не из-за вопроса, а потому что он высказал вслух все сомнения, подспудно роящиеся в моей голове.
Верю ли я, что Джейкоб способен на убийство?
Нет.
Простой ответ, «коленный рефлекс». Мы же говорим о моем сыне. О сыне, который до сих пор просит укутать его на ночь одеялом.
Но я также помню Джейкоба, который сбросил с детского стульчика Тео, когда я сказала, что нельзя пить еще один стакан соевого молока. Помню случай, когда он задушил хомяка.
Считается, что матери должны во всем поддерживать своих детей. Считается, что матери должны верить в своих детей несмотря ни на что. Если нужно, матери будут лгать самим себе.
Я выхожу на улицу и иду по подъездной аллее в том направлении, куда убежал Тео.
— Тео! — зову я.
Мой голос звучит как совершенно чужой.
Сегодня на машине я намотала километров четыреста — сперва в Спрингфилд, потом домой, потом опять в Спрингфилд. В половине шестого я снова стою около комнаты свиданий, рядом со мной Оливер Бонд. Он оставил мне сообщение на телефоне, велел ждать его здесь, объяснив, что пока добился для меня специального свидания, а позже решит вопрос о дальнейших.
Я так обрадовалась, услышав эти новости, что даже не обратила внимания на слово «дальнейших».
Сперва я едва узнаю Оливера. Он не в костюме, как вчера, а в джинсах и фланелевой рубашке. В них он кажется еще моложе. Я оглядываю собственную одежду — похоже на то, как я одеваюсь на встречу в издательство. С чего я решила, что в тюрьму нужно наряжаться?
Оливер подводит меня к пропускнику.
— Имя? — спрашивает надзиратель.
— Эмма Хант, — отвечаю я.
Он поднимает глаза.
— Не ваше. Имя человека, к которому вы пришли на свидание.
— Джейкоб Хант, — вмешивается Оливер. — Начальник тюрьмы разрешил нам специальное свидание.
Надзиратель кивает и протягивает мне планшет — подписать. Спрашивает удостоверение личности.
— Отдайте ключи, — велит Оливер. — Они побудут у него, пока вы внутри.
Я отдаю ключи надзирателю и делаю шаг к металлоискателю.
— Вы идете?
Оливер качает головой.
— Подожду вас здесь.
Появляется второй надзиратель. Он ведет меня по коридору. Но поворачивает не в комнату, где стоят стулья и столы, а за угол в небольшой кабинет. Сперва мне кажется, что это шкаф, но потом я понимаю: кабинка для свиданий. Под окном стоит стул. В окне — зеркальное отражение такой же комнаты.
— Думаю, тут какая-то ошибка, — говорю я.
— Никакой ошибки, — объясняет надзиратель. — Свидания с заключенными до решения судьи только бесконтактные.
Он оставляет меня в комнатушке. Неужели Оливер не знал, что я не смогу увидеть Джейкоба лицом к лицу? И не предупредил меня, потому что не хотел расстраивать или потому что сам не знал? И что значит «до решения суда»?
Дверь по ту сторону стекла открывается, и внезапно в комнате оказывается Джейкоб. Надзиратель, который его привел, указывает на телефон на стене, но Джейкоб видит через стекло меня и прижимает к стеклу ладонь.
На рубашке и волосах у него кровь. На лбу несколько синяков. Костяшки пальцев содраны, вид безумный — рука прижата к боку, а вес тела он переносит на носочки.
— Малыш… — шепчу я.
Показываю на телефон в своей руке, потом киваю на место, где у него должна висеть трубка.
Он не снимает ее, только бьет по стеклу, которое нас разъединяет.
— Возьми трубку! — кричу я, хотя он не может меня слышать. — Джейкоб, возьми трубку!
Но он закрывает глаза, подается вперед, прижимается щекой к стеклу и как можно шире расставляет руки.
Я понимаю, что он пытается меня обнять.