очень нудно 
51 
— Надеюсь, что новости скоро будут. Хорошие, я имею в виду. Доброй ночи, Триш, — сказала Уиллоу, сочувствие смягчило ее строгое лицо. — Держи нас в курсе.
Только уже почти у самого дома Триш осознала, что ехала гораздо медленнее, чем обычно. Заперев машину и открыв входную дверь, она сообразила почему: она боялась ответа Бена на автоответчике.
На негнущихся ногах она шла по гулкому полу к телефону. Квартира казалась более просторной и пустой, чем обычно, и более одинокой. На автоответчике мигал красный огонек. Она нажала кнопку.
— Триш? Это Бен. У тебя был такой ужасный голос на автоответчике. Что-нибудь случилось? Я имею в виду, есть ли новости? Мне так жаль, что нас не было, когда ты звонила. Мы будем дома в десять с чем-то. Позвони, когда бы ты ни пришла. Мы не ляжем допоздна.
Потирая левую бровь костяшкой большого пальца, Триш набрала номер Бена. Услышав приторный, томный голос Беллы, она чуть было не дала отбой. Но слишком уж много стояло на карте.
— Белла? Здравствуйте, это Триш Макгуайр. Извините, что беспокою вас так поздно. Бен оставил сообщение, что я могу перезвонить в любое время. Можно его на два слова?
— Он в ванне. Есть новости о Шарлотте?
— Нет. Просто мне нужно поговорить с Беном об одном деле, которое всплыло сегодня, когда я расспрашивала коллег Ники Бэгшот.
— Не понимаю, чем он может вам помочь, но если вы скажете мне, что вас интересует, я у него спрошу.
— Я бы лучше спросила его лично, Белла. Будьте так любезны, попросите его перезвонить мне. Как только он сможет. Я буду ждать.
— Нет. Я… — Ее голос сделался приглушенным, словно она зажала рукой трубку. Через мгновение другой голос произнес: — Триш? Это Бен. Я был в ванне… извини. Что случилось? Я могу чем-то помочь?
— Бен, я сегодня была в парке, разговаривала с другими нянями, знающими Ники и Шарлотту, и они рассказали мне о мужчине, которого видели днем по средам.
— И что?
— Высокий мужчина за сорок, усталого вида, одетый, как правило, в бежевые вельветовые брюки, непромокаемую куртку и высокие ботинки. По средам он обычно стоял у ограды детской площадки и наблюдал за Шарлоттой.
Последовало короткое молчание. Триш показалось, что она слышит в этой тишине дыхание. Но в другом, чем у Бена, ритме. Должно быть, это слушала Белла.
— Ты сказала полиции, Триш? — как бы между прочим спросил он.
— Пока нет.
— По-моему, тебе следовало это сделать, а?
— Вероятно. Просто сначала мне хотелось узнать твое мнение.
— Не понимаю почему. Думаю, тебе надо поговорить с полицейскими. Я общался с очень приятной женщиной сержантом по фамилии Лейси. Кэт Лейси, кажется. Обратись к ней. Она в этом разберется. А сейчас тебе лучше лечь спать, Триш. Ты, наверное, очень устала. Пока.
Триш очень аккуратно положила трубку на место и долго стояла, глядя на нее и гадая, что же было у него на уме.
Глава двенадцатая
— Почему вы захотели встретиться со мной? — спросила Белла Уэблок двух сотрудников полиции, которые появились в ее кабинете в половине девятого утра во вторник.
Она была одета в свой обычный рабочий костюм — свободный пиджак из небеленого льна, простую кремовую блузку с круглым вырезом и шоколадного цвета юбку. Такой ансамбль, решила Белла, когда впервые занялась самостоятельной практикой, был достаточно официальным, чтобы внушить доверие родителям ее пациентов, но не таким строгим, чтобы удержать детей от желания поделиться с ней своими проблемами.
Ту же цель преследовала и отделка комнаты, где сочетались белый цвет и три разных оттенка серого. На гладком полу — большой ковер в красных, кремовых и серых тонах, простая мебель. Все игрушки, которые использовала Белла, работая с самыми маленькими детьми, хранились в высоком шкафу со стеклянной дверцей. Выкрашенная в красный цвет дверь, положенная на два невысоких картотечных ящика из серого металла, красовалась перед окном. На одном конце этого импровизированного стола находился компьютер, уравновешенный на другом конце подставкой со справочниками, которыми Белла пользовалась чаще всего. Посередине выстроились проволочные лотки с письмами, ожидавшими ответа, счетами, ожидавшими оплаты, и карточками для картотеки. В другом конце комнаты стоял длинный диван, на который села женщина-сержант, и два кресла. Одно из них занял констебль, другое — Белла.
Она злилась, что они обладали правом прервать ее рабочий день, но была благодарна за то, что они хотя бы договорились о встрече заранее, так что никому из детей не пришлось ждать. Это было абсолютно противопоказано: любое постороннее вмешательство или рассеянность дети воспринимали как умышленное невнимание, и могли понадобиться недели, чтобы преодолеть возникшее в результате отторжение и даже враждебность.
51 
