128 
— Бланш, мне очень жаль...
— Чего жаль? Ты ничего не мог сделать. Никто не мог. Кроме меня, разумеется. Потому что я знала.
Шиб почувствовал холод, тот самый, о котором говорил Дюбуа, холод, сковывающий все тело и ломающий кости...
— Что ты хочешь сказать?
— Именно это.
Взглянув в окно, он увидел, что Гаэль разговаривает с двумя полицейскими. Времени оставалось совсем мало.
Бланш пожала плечами.
— Думаешь, почему я пью? Почему так мало дорожу своей жизнью? Я знала это, когда он был еще совсем маленьким. Это из-за того, что тот с ним сделал.
Шиб потряс головой, словно лошадь, которую донимают слепни. Слишком много всего сразу, слишком сложно понять...
— Сделал что? С кем?
— Я застала его как раз в тот момент, когда он...
— Что?
— Бил его... и одновременно трогал... А я-то все удивлялась, почему он так всего боится... Старый мерзавец был уже не в себе... и невзлюбил его. Я благодарила Бога, когда он умер.
Внезапно Шиб догадался.
— Ангерран?
— Ангерран Андрие, кавалер ордена Почетного легиона, мучитель детей... Если бы он не умер так кстати, я бы сообщила обо всем в полицию. Я сказала Жан-Югу, что хочу развестись. Но Жан-Юг...
— Жан-Юг?.. — эхом повторил Шиб.
— Он был слабым человеком... А я... я была пустой. Я всегда была пустой, ты знаешь.
Он почувствовал, как ее взгляд прожигает его насквозь. Она никогда его не полюбит... Она просто не может любить, вот и все.
— Как бы то ни было, — продолжала Бланш, — он был уже не тем, что раньше. Ощущение было такое, что в доме завелся монстр, вселившийся в тело ребенка... Порой я замечала, как он смотрит перед собой, думая, что никто его не видит... Это был пустой и сосредоточенный взгляд, словно у хищника в засаде... Когда Леон утонул, я была уверена, что...
— И ты никому ничего не сказала?! Ничего не сделала?!
— Я попыталась убедить себя, что ошибаюсь. Что это не он убивает соседских кошек и собак..Что под его обаятельной детской улыбкой не может скрываться столько ненависти... Что он просто маленький мальчик, такой же, как другие, просто немного более чувствительный, но не монстр, нет... не безжалостное, бездушное чудовище!
— Но его нужно было показать психиатру! — Шиб и сам почувствовал, насколько нелепо прозвучала эта фраза.
— В самом деле? — иронически переспросила Бланш. — «Я вам звоню по поводу моего сына, он... э-э-э... прежде сильно страдал от жестокого обращения деда, а теперь, кажется, убил своего младшего брата... Моя фамилия Андрие, да-да, Бланш Андрие...»
— Да что значит какая-то гребаная семейная репутация по сравнению с этим?
— Бабуля угрожала, что отсудит у меня детей, если я уйду от Жан-Юга. Мне пришлось смириться, чтобы не потерять их.
Бабуля, чье тело превратилось в груду обугленного мяса из-за идиотских понятий о благопристойности!.. Шиб сжал виски онемевшими пальцами.
— Так, значит, все знали?.. И про Леона, и про Элилу?..
— Нет. Все просто забыли. Оказалось, что большинство людей обладают благословенным даром прятать от себя то, что не хочется видеть... Все словно ослепли... и это даже не было притворством... Они и вправду ничего не замечали. Есть вещи возможные и невозможные, Леонар. Эта была из разряда невозможных. Так же как и мы с тобой, добавила она с нежностью, которая ранила его в самое сердце.
Он снова встряхнул головой, пытаясь прогнать эмоции и переключиться на факты.
— Но почему он хотел убить всех своих братьев и сестер?
— Он... он как будто зациклился на мне, он не выносил, когда рядом со мной находился кто-то еще. Мне кажется, он был влюблен в меня, — добавила Бланш, вздрогнув. — Но не как человек, а скорее как животное.
— А ты? Ты его любила?
— Да. Он ведь был моим сыном... Да, я его любила. И боялась, А он любил и ненавидел меня одновременно. Ты не в силах это понять, верно?
— Я пытаюсь,
— Да, — задумчиво произнесла Бланш, впервые подняв на него глаза. — Ты человек, который пытается... Спасибо тебе за это.
Шиб закусил губу. Нельзя продолжать этот разговор, иначе он сорвется...
— А Жан-Юг знал, что Шарль?..
— Что— Шарль?
— Ну, что он... ненормальный?
Бланш улыбнулась печальной улыбкой, похожей на лезвие бритвы, нежно скользнувшей вдоль запястья.
— Шарль... — Она помолчала, потом сделала глубокий вдох и спокойно произнесла: — Шарль здесь ни при чем, бедняжка. Я говорю о Луи-Мари.
Шиб едва не подскочил, как от неожиданного выстрела прямо над ухом. И тут же увидел перед собой Луи-Мари, прислонившегося спиной к перилам, его блуждающую улыбку. «У меня секретная миссия в тылу врага...» Луи-Мари, играющий с боевым снаряжением своего деда-мучителя... Луи-Мари, который взял его ружье, чтобы убить любовника матери... Ну да, разумеется, Шарль не мог ни изнасиловать Элилу, ни принуждать Энис к непристойностям... Шарль вообще был не охотник до женщин... Это Луи-Мари мучил своих сестер, это он убил Элилу и толкнул Аннабель в колодец, воображая себя убийцей из фильма — из многочисленных фильмов, наполненных страхом и кровью, которые сплелись в беспорядочный клубок у него в голове... Чокнутый... Это слово применительно к нему утратило свой вульгарный смысл и обрело прямое значение: в нем словно появилась трещина от удара и, поначалу незаметная, продолжала шириться и расти. Мало-помалу она превратилась в пропасть, отделявшую его от других, и только самое ужасное, самое жестокое преступление могло вновь соединить его с ними... Но... что-то здесь не сходится. Шиб снова встряхнул головой, пытаясь прояснить мысли.
128 
