2 
Журналисту не удалось взять интервью непосредственно у китайского бизнесмена, о котором было мало что известно. Разве только то, что он был «баба» – китаец, родившийся в Сингапуре. Он начал трудовую жизнь в почтовом ведомстве, а теперь разъезжал в «роллс-ройсе» стоимостью в пятьдесят тысяч долларов и подарил своей единственной дочери Маргарет к ее совершеннолетию «мерседес» за тридцать тысяч долларов. Некоторые клятвенно уверяли Тана Убина, что благодаря своему успеху Тонг Лим стал теперь «Квон Ланом» – высокопоставленным членом Триады, древнего китайского тайного общества, сохранившего влияние в Сингапуре и Гонконге. Но все это были только слухи.
Продолжение расследования оказалось трудным делом. В справочной службе Сингапура ничего не знали о деятельности Тонга Лима. Или ничего не хотели говорить. Журналист был принят одним из крупных чиновников министерства экономики, и тот в завуалированной форме дал понять, что неуместно ставить под сомнение успех человека, столь наглядно символизирующего политику премьер-министра, суть которой можно выразить в двух словах: культ прибыли. В министерстве отказались предоставить Убину список компаний, находящихся под контролем Тонга Лима.
Впрочем, правительство Ли Куана Ю ревностно стремилось соблюдать секретность во всем. Во время визита президента Филиппин цензура запрещала публиковать даже имена лиц, с которыми высокий гость играл в гольф... Тан Убин быстро понял, что если он будет настаивать, то у пего могут возникнуть неприятности. Правительство любило только покладистых журналистов. Специальное бюро управления уголовного розыска, выполняющее роль политической полиции, не прибегало к пыткам и убийствам, но действовало с безошибочной эффективностью. Подавление инакомыслия осуществлялось в легальных или полулегальных формах, одновременно и суровых, и гибких. Так, Убин знал одного адвоката, индийца, как и он, который имел неосторожность защищать противника Партии народного действия, то есть партии Ли Куана Ю. С тех пор он стал проигрывать все дела, которые брался вести. От одного приятеля тот узнал, что судьи получали соответствующие указания из высших сфер. Поставленный на грань банкротства, он вынужден был эмигрировать.
Самой показательной демонстрацией этого абсолютного контроля было присутствие на ежегодных праздничных шествиях, посвященных Дню независимости, групп «раскаявшихся» политических противников режима, одетых в красные рубахи и синие брюки и выкрикивающих хвалебные лозунги в адрес премьер-министра...
На рейде прозвучала сирена, оторвавшая Убина от его размышлений. Он колебался. Интуиция подсказывала ему, что истоки успеха Тонга Лима отнюдь не были кристально чистыми. Но даже если бы журналист и проведал кое-что, то не смог бы опубликовать эту информацию в Сингапуре. Даже просто передать ее в «Экономист» было опасно. Но он нуждался в деньгах. Чтобы порадовать жену, он купил подержанный «моррис». А правительство повысило недавно на 50 процентов дорожный налог, чтобы охладить пыл покупателей автомобилей.
Сакра очень огорчится, если он будет вынужден продать автомобиль. Это была чуть полноватая, цветущая и чувственная уроженка Малайзии, смысл жизни которой состоял в том, чтобы наполнить желудок пряной пищей и заняться любовью.
«Экономист» заплатит за статью о Лиме не больше пятисот сингапурских долларов, что даже меньше двухсот долларов США. Но можно было бы рассчитывать и на большее, если бы удалось раскопать что-нибудь необычное. В этом случае у него нашелся бы другой клиент. Тан Убин вынул лист бумаги из пишущей машинки: ему уже не хотелось писать. Его автомобиль находился на стоянке небоскреба «Робин Хаус», на Шентон-вэй, в тридцати метрах от конторы Тонга Лима.
– Джо, – сказал он, – я уйду в пять часов, ты закроешь кабинет.
Стажер Джо, молодой прыщеватый китаец, тянувший с утра до вечера кока-колу из пластиковой бутылки, что-то пробормотал в знак согласия. Сингапурские китайцы, скрывая свой успех, старались быть как можно менее заметными. За столетие их число выросло здесь с трех тысяч до двух миллионов из двух с половиной миллионов всех жителей страны. Остальные были малайцы и индийцы. Но официальным языком оставался малайский.
Малайцам пришлось примириться со своим подслащенным рабством. Даже стать бухгалтером для малайца означало невиданную удачу. Сингапур был таким же китайским, как и Пекин, но с трогательной стыдливостью скрывал это от остального мира.
2 
