22 
Я наконец-то почувствовал, что все-таки расслабился, а задушевная беседа сблизила меня с Харуё. Тем не менее в один прекрасный момент мы замолкли, исчерпав все темы, и даже Мияко не знала, о чем бы еще поговорить. Я принялся изучать обстановку гостиной.
Слова то ли Коумэ, то ли Котакз врезались в душу: «В этом доме ты родился. Вот в этой самой гостиной. Двадцать восемь лет прошло с тех пор, но здесь все сохранилось, как было при твоем рождении. Те же фусума, та же ширма и картина в раме та же…»
Значит, несчастная моя мамочка ежедневно видела все это… Щемящая тоска затопила мою душу, и я взглянул на вещи в комнате совсем другими глазами.
Мама глубоко почитала Каннон[21] и по утрам и вечерам молилась перед фигуркой, стоявшей на возвышении в токономе.
Сейчас там висели две маски театра Но – женщина с безобразным ликом и мифическое существо с длинной шерстью. На свитке, висевшем в токономе, были начертаны четыре иероглифа: «Рука черта, душа Будды». И еще один предмет привлек мое пристальное внимание: шестистворчатая ширма, украшенная изображением – почти в человеческий рост – трех стариков китайцев, стоявших вокруг огромной вазы.
Видя, с каким интересом я разглядываю ширму, Харуё проговорила:
– Тут… с этой ширмой связаны странные вещи…
– Что за странные вещи? – заинтересовалась Мияко.
– Понимаете… Боюсь, вы поднимете меня на смех, но… Дело в том, что люди, изображенные на ширме, сходят с нее.
– Что вы говорите?! – Мияко удивленно округлила глаза.
Я тоже в изумлении переводил взгляд с Харуё на ширму и обратно.
– Интересно, что этим рисунком хотел выразить художник? Может быть, у этой ширмы есть какая-то предыстория? – спросил я.
– Точно не знаю, хотя я много думала об этом… – Лицо у Харуё от смущения зарделось. – Наверное, недаром ее называют ширмой трех преподобных. Я слышала, что изображенных на ней людей зовут Соотоба, Короочеку и Осео, настоятель буддийского храма. Однажды, говорят, Соотоба позвал своего друга Короочеку и они вместе посетили преподобного Осео, чему тот был очень рад. Преподобный Осео угощал гостей блюдом, которое называется «тоокасан». Видите, у всех троих брови нахмурены? Почему, не знаю. Но мне известно, что первый олицетворяет конфуцианство, второй – синтоизм и третий – буддизм. И стало так после того, как они вкусили этого самого блюда «тоокасан». Иными словами, у трех разных вероучений один источник. Но я-то хочу рассказать вещь более чем странную… – И Харуё продолжила свое необычное повествование: – Эту комнату мы, как правило, запираем на ключ, но примерно раз в три дня проветриваем ее. И вот некоторое время назад мы с Осимой пришли сюда, чтобы открыть ставни, и мне показалось, что сюда кто-то заходил. Я поначалу не придала этому особого значения. Но когда через пару дней пришла снова, кое-что уже показалось мне подозрительным: ширма чуть-чуть, но сдвинута, ящик комода закрыт не плотно, и так далее, но ставни были на месте. Сначала я подумала было, что мне все это примерещилось. Но все же втайне даже от Осимы специально немного выдвинула ящик комода, отметила на татами место, где стоит ширма. И на следующий день тихонечко пришла проверить.
– Что-нибудь изменилось?
– Нет, в тот день ничего. Ну ладно, подумала я, мне просто показалось. А когда зашла сюда снова дня через три…
– То что?
– То заметила, что ширма сдвинута со своего места, а ящик комода оказался плотно закрытым.
– Да что вы говорите?!
Мы с Мияко переглянулись.
– Какие-нибудь следы остались на ставнях?
– Нет, следов не было. Я внимательно осмотрела ставни, вплоть до петель, на которые они крепятся. Никаких следов не нашла.
Мияко и я снова переглянулись.
– Со стороны сада сюда можно войти?
– Да. И из длинного коридора, по которому вы шли. Но дверь в коридор запирается.
– Может, это был кто-то из домашних?
– Вряд ли. Старший брат болен, не встает с постели. Бабушки? Не думаю. И Осиме тут делать нечего.
– Странно.
– Да, очень, – согласился я.
– Еще бы не странно! Мне прямо не по себе стало. И главное, никому не расскажешь, засмеют. Я долго думала и решила позвать сюда пастуха Хэйкити. Вообще-то обслуга у нас живет в специально выстроенном доме. Я имею в виду тех, кто рубит деревья, обжигает древесину, пастухов, тех, кто перевозит на лодках древесный уголь или древесину. Сейчас уже не так, а раньше все грузы сплавлялись по реке.
– Ну а дальше что? Было еще что-нибудь необычное?
22 
