очень нудно 
49 
У преступника же было сколько угодно возможностей добавить в пищу яд. Я упоминал уже, что в тот момент, когда Кодзэн начал харкать кровью, все вскочили, а некоторые выбежали из гостиной. Пока перепуганные гости наблюдали за Кодзэном, те, кому это было надо, имели массу возможностей незаметно покинуть гостиную. Тем более что Осима с помощницами, услышав шум, побежали в гостиную, и, таким образом, единственный остававшийся на кухне поднос был некоторое время совсем без присмотра. Но когда Дзиндзо пришел за ним, никого в кухне он не застал.
Вот и выходит, что преступник, воспользовавшись суматохой, мог преспокойно добавить яд в пищу и в гостиной, и на кухне.
Более того, шансы сделать это имела едва ли не половина гостей, а в такой ситуации определить конкретного преступника не представлялось возможным.
На этом позвольте завершить изложение событий того вечера и перейти к описанию затеянной мною ночной авантюры.
За ужином Харуё была чрезвычайно возбуждена. Тот факт, что труп монахини Байко первыми обнаружили мы с Мияко, до крайности взволновал ее. Она подробнейшим образом выспрашивала: почему Мияко оказалась рядом со мной? Приглашал ли я ее заранее навестить со мной монахиню? Почему она, всегда такая спокойная и даже равнодушная, проявила столько участия ко мне? Это на нее, мол, непохоже… Вопросы сыпались один за другим, а в конце разговора Харуё сказала:
– Мияко-сан – очень мудрый человек. Не уступит ни одному мужчине. Но я почему-то – не могу этого объяснить – побаиваюсь ее. Вероятно, как раз потому, что она слишком умна и рациональна. Тебе может показаться, что, как и все в деревне, я отношусь к ней предвзято и с опаской. Что ж, думай, как хочешь, я ничего не могу с собой поделать… Вот и насчет Синтаро Сатомуры мы толковали с тобой… – Харуё говорила запинаясь, не уверенная в своей правоте, подобный монолог требовал от нее немалого мужества. – Есть мнение, что жизнь обошлась с Мияко сурово. Пока на войне все шло хорошо, Синтаро крутился в штабе, и Мияко процветала, Он был другом ее мужа и часто бывал у них в доме. А когда мужа Мияко не стало, Синтаро начал посещать ее еще чаще, и в деревне даже заговорили о том, что Мияко выходит за него замуж. Но вот война кончилась, и не лучшим образом. Синтаро вернулся в деревню совсем обнищавшим, и Мияко теперь в его сторону даже смотреть не желает. В одной деревне живут, но она с ним практически не разговаривает. А ведь были так близки! Мне кажется, даже в Токио люди, хорошо знавшие друг друга, как бы ни складывались обстоятельства, сохраняют более или менее дружеские отношения. А здесь друзья, без пяти минут жених и невеста, ведут себя как чужие. Муж Мияко оставил ей кое-какое наследство, кроме того, как женщина разумная, она еще во время войны делала кое-какие дела – скупала алмазы, обеспечила себя так, что никакая инфляция не страшна. Синтаро же остался ни с чем. Единственное, что делала для него Мияко, при том, что у нее были немалые деньги, – предостерегала Синтаро от неверных шагов, давала различные рекомендации; а сейчас поговаривают даже, что, следуя ее советам, он тайно покупает у нее же алмазы…
Я не мог понять причин такой необычной разговорчивости. Почему такая милая и мягкая сестра вдруг стала злословить по поводу Мияко? Я слушал ее в недоумении. Видимо, Харуё почувствовала, что ее злословие мне неприятно; она покраснела и неожиданно замолчала, а потом виновато посмотрела на меня:
– Я что-то не то говорила… Злословить нехорошо… Тацуя-кун, я своей болтовней испортила тебе настроение. Прости!
– Нет, ничего… – Я старался говорить как можно ласковее. – То, что ты плохого мнения о Мияко-сан, никак не влияет на мое настроение.
– Правда? Я рада… – успокоилась Харуё. – Видишь ли… Дело в том, что нельзя судить о человеке только по его одежке… Ну, ладно. Главное, мы должны быть всегда добры друг к другу, верно?
Она, кажется, охотно продолжила бы разговор, но я, сославшись на усталость, ушел в свою комнату. Прощаясь, я отметил, что глаза Харуё полны страдания.
Я действительно чувствовал себя очень усталым, но тем не менее тихонько выскользнул из комнаты, потому что не хотел отказываться от своей цели – найти потайной ход.
Ставни в моей комнате уже были закрыты, постель готова, но я, даже не взглянув на нее, пробрался в примыкавшую к комнате кладовую. Снял с сундука крышку, на которую обратил внимание еще вчера ночью. В сундуке, как я уже упоминал, лежало несколько комплектов шелкового постельного белья. Покопавшись в нем, я нащупал рычаг.
49 
