Малко вздохнул.
— Придется возвращаться в город, — сказал он.
— Вы плохо знаете страну, — возразил парень. — Нам никто не захочет помочь. Ведь мы убили милиционеров...
— И все же попробуем.
Они уныло побрели на восток.
Метров через пятьсот ручей расширялся; слева возвышался небольшой холм, у подножия которого виднелся большой котлован. На его дне оказалось нечто вроде металлической будки. Рядом стояли землеройные машины.
— Что это такое? — спросил Малко.
— Карьер.
— Пойдем посмотрим. Может быть, найдем какие-нибудь инструменты.
Будка была закрыта на огромный висячий замок. Обойдя ее, Малко уставился на огромный бульдозер, накрытый сверху брезентом. Ярослав подошел ближе, недоумевая, почему Малко разглядывает бульдозер так, словно это последняя модель «роллс-ройса», выставленная в международном автосалоне.
— Вот что, старина, — сказал Малко. — Давай-ка попробуем завести эту штуку. Пожалуй этой махине любая преграда нипочем.
Чех подскочил к машине, сорвал брезент и завозился в кабине.
— Горючее есть. Но вот заведется ли бульдозер на таком морозе? Погодите, я сейчас.
Побродив возле будки, парень нашел консервную банку и кусок шланга. Он быстро нацедил в банку горючего из бака, добавил в нее горсть земли и чиркнул зажигалкой. Из банки примерно на тридцать сантиметров поднялось красивое голубое пламя. Ярослав сунул ее под картер бульдозера и выпрямился.
— Через десять минут масло разогреется, и тогда попробуем завести мотор.
Они присели на корточки возле будки. К счастью, пламя было скрыто от посторонних глаз. Сейчас их, видимо, искали где-то у забора.
Малко достал передатчик и включил его. Голос Кризантема раздался сразу же, да так громко, что Малко поспешно убавил звук.
— Говорит Элько, говорит Элько. Вы меня слышите?
Малко мгновенно нажал кнопку передачи.
— Элько, слышу тебя отлично. Где ты?
— Я в километре от границы, севернее шоссе. А вы?
— Тоже на севере. Почти на таком же расстоянии. За нами гонится полиция. Мы попробуем прорвать заграждение бульдозером. Иди нам навстречу.
— Хорошо. Буду ждать вашего появления.
— О'кей. Выходим на связь каждые пять минут.
Малко посмотрел на часы: с тех пор, как Ярослав поджег содержимое банки, прошло уже девять минут. Огонь уже почти погас.
— Попробуем, — сказал Малко.
Чех ухватился за рукоятку. Малко подергал рычаги управления. Все оказалось очень просто: бульдозер управлялся так же, как танк, — двумя рычагами, каждый из которых приводил в действие соответствующую гусеницу.
— Давай!
Ярослав дернул рукоятку так, что чуть не вывихнул руку. От напряжения на лбу у парня проступили вены. Но масло в двигателе растаяло не до конца, и мотор дважды чихнул, но не завелся. Ярослав выпрямился, выбившись из сил.
Внезапно из-за леса загудел мегафон:
— Мы знаем, где вы! Лес окружен. Сдавайтесь!
Это был голос Ференца.
Ярослав положил кольт на землю, чтобы не мешал, и снова взялся за рукоятку. Малко до отказа вытянул кнопку воздушной заслонки и мысленно перекрестился.
На двадцатом обороте из-под кожуха раздался страшный рев, и машину затрясло. Ярослав поднял к Малко мокрое от пота, но торжествующее лицо.
— Вечером будем в Вене! — крикнул, улыбаясь, Малко.
Он включил сцепление и потянул на себя левый рычаг. Тяжелая машина стала медленно разворачиваться на промерзшей земле. Ярослав вскочил в кабину.
Бульдозер выполз из карьера и, покачиваясь, поехал вдоль ручья. Он производил ужасный шум, который наверняка был слышен на добрых два километра.
Следующие двести метров они преодолели без труда. Сжимая рычаги, Малко старался не съезжать с тропы. По сравнению с этой ездой гонки «Формулы-1» казались сущей увеселительной прогулкой.
Слева послышалась автоматная очередь. Пули срезали ветки высоко на деревьях. Стреляли наугад.
Еще сто метров...
— Сдавайтесь! — снова загудел мегафон. — Иначе нам придется вас уничтожить!
— Осторожно, Ярослав! — крикнул Малко, первым заметивший солдата, выскочившего навстречу бульдозеру. Чех поднял кольт, но в этот момент солдат всадил в бульдозер очередь из автомата.
Пуля отбросила парня на Малко. Он успел еще выстрелить в ответ, а затем бессильно уронил руку с револьвером. На его лице удивление смешалось с болью: в двадцать лет человек считает себя неуязвимым... Затем глаза парня закатились, и он издал протяжный стон.