Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
82 
Сэлли включила компьютер и щелкнула кнопку «нет» в окне «войти в «Теневой мир» — она установила эту игру еще на прошлой неделе. Услышала о ней от одного приятеля, и, хотя игра «Теневой мир» пока не относилась к числу сверхпопулярных, специальные компьютерные издания прочили ей большое будущее. Сэлли отлично понимала, в чем привлекательность игры. Погружаясь в виртуальную реальность, она будто попадала в свои сны.
Сэлли открыла текстовый документ и начала писать письмо Марте Финн.
В письме она признавалась Марте, кто она. Чем занимается. Что сделала. Писала, что очень сожалеет. Когда она принимала то предложение о работе, не знала, что они подружатся. А начав со лжи — неотъемлемой части ее профессии, — уже не смогла ничего изменить.
«Погиб человек, и я пока не знаю, есть ли в его смерти моя вина, — писала Сэлли. — Как-то раз я задала ему вопрос о конфликте интересов в нашей профессии. Филли ответил мне: «Конфликты интересов, Барвик, бывают у адвокатов, а не у нас. Мы скорее как священники. Перед нами каются мужья. Перед нами каются жены. Мы выслушиваем их самые страшные тайны. Действуем из их самых темных побуждений».
Ты, Марта, заслуживала менее циничного к себе отношения. Ты хороший человек, гораздо лучше, чем я. У тебя отличный сын, перед которым лежит замечательное будущее. Я уже сейчас могу представить себе, каким он станет, когда вырастет. Настоящим мужчиной, знающим, что такое долг и ответственность. Я предала не только тебя, свою подругу, но и Джастина. Я всю жизнь буду жить с этой болью.
Как только мой начальник приедет из командировки, я тут же уволюсь. Никогда больше не стану заниматься этой работой. Расплатой за мое вероломство стали потерянные друзья и смерть коллеги. На свете должен быть какой-то другой путь к правде, другой способ борьбы за справедливость, не основанный на лжи».
Она распечатала письмо на принтере, подписала его, затем положила в конверт, на котором уже были адрес и марка, и положила на низенький сервант, стоявший сбоку от двери. Оригинал письма она стерла из памяти компьютера, чтобы больше никогда к нему не возвращаться, ничего не менять.
43
Дэвис ушел с работы часов в десять вечера. Ему нравилось приходить с работы в такое время, когда Джеки уже легла, но еще не уснула. Лежа в темной спальне на огромной кровати, не касаясь друг друга, они могли беседовать. Могли обсуждать случившееся за день и всякие пустяки, которыми была забита их совместная жизнь: счета, ремонт дома, общественные обязанности и так далее. Внизу при свете разговора не получалось. Если не считать спальни и изредка столовой, их дом стал похож на таймшер, когда люди покупают недвижимость на определенное время года, а в остальное время в том же доме живут совсем другие люди, никогда не встречающиеся с первыми.
Он взял из вазочки два банана, съел и поднялся наверх. Громко играло радио, настроенное на станцию, передающую классическую музыку. Двадцать вторая симфония Гайдна — узнал он мотив и сам себе удивился. Дэвис предпочитал джаз, но у них с Джеки был абонемент на концерты Чикагского симфонического оркестра, и они посещали их довольно часто, даже последние несколько лет. Дэвис не испытывал ненависти к жене. Просто их брак стал почти непереносимым из-за постоянного молчания. Зато в Центре симфонической музыки молчать было даже положено.
Дверь в ванную была слегка приоткрыта, горел свет. Дэвис сел на кровать, сгорбился, опустил голову и уперся ладонями в одеяло.
«Этот мальчик. Господи! Этот мальчик», — думал он.
Дэвис решил, чем будет заниматься, еще на первом курсе медицинской школы, но отцу и матери сказал, что будет хирургом. Его отец не принадлежал ни к одной из конфессий, но всегда был глубоко верующим человеком. По профессии он был инженером и всегда говорил детям, что цель жизни — найти Бога внутри себя, а потом и во всем, что тебя окружает. Старик любил точные науки, особенно физику. Язык Господа — это вовсе не арамейский, не латынь, не древнееврейский и не арабский, говаривал он и делал такой жест рукой, будто досадливо отмахивался и от церкви, и от Библии. Язык Господа — это математика. Когда, познав точные законы построения Вселенной, мы увидим упорядоченность в ее хаосе, когда не останется противоречий между математически выраженными законами природы и ее беспорядочностью, тогда Он откроет нам ответы на вопросы «как» и «почему».
82 
