2 
Эмма поежилась, поплотнее укутавшись в шаль. С тяжелым сердцем она осознала, что нет другого выхода, как позвонить Винченцо. Облизав внезапно пересохшие губы, она сняла трубку и дрожащим пальцем набрала номер, чувствуя, как неистово колотится сердце в груди.
— Алло? — Голос ответившей женщины был ровным, без акцента. Вообще-то Винченцо нанимал к себе на работу только тех людей, которые говорят по-итальянски, и даже предпочитал тех, кто говорит с особым сицилийским акцентом. Сицилийцы заботятся друг о друге, как-то сказал он ей с гордостью. В сущности, Эмма вообще удивлялась, почему он женился на ней, ведь она говорит только на своем родном языке.
Он женился на тебе из чувства долга, напомнила она себе. Разве не говорил он тебе это много раз? Как и то, что ваш брак распался из-за того, что ты не смогла выполнить свою часть сделки.
Эмма прокашлялась.
Вы не могли бы соединить меня с синьором Кардини?
Могу я узнать, кто его спрашивает? — поинтересовались на другом конце провода.
Эмма сделала глубокий вдох. Ну вот, начинается.
Меня зовут... Эмма Кардини. Последовала короткая пауза.
И вы звоните по поводу...
Ни узнавания ее имени. Ни признания ее статуса. Ни уважения. В душе Эммы поднялись обида и боль.
— Я его жена, — прямо заявила она.
Эмма почти слышала, как женщина думает: «Что же, черт возьми, мне ей сказать?»
— Пожалуйста, не кладите трубку.
Эмма была вынуждена ждать, казалось, целую вечность, чувствуя, как на лбу выступает испарина, несмотря на то, что в коттедже довольно прохладно. Наконец, в трубке снова раздался голос телефонистки:
— Синьор Кардини просит передать вам, что у него встреча и его нельзя беспокоить.
Как удар в солнечное сплетение! Эмма обнаружила, что так сжимает трубку, словно хочет раздавить ее в мокрой ладони.
— Но он сказал, — продолжала женщина, — что если вы оставите номер, по которому с вами можно связаться, то он вам перезвонит.
Гордость диктовала Эмме передать ему, что он может идти к черту, если не потрудился даже поговорить с женщиной, на которой женат. Но она усмирила гордость ради сына и продиктовала свой номер.
Положив трубку, Эмма заварила чаю, обхватила горячую кружку холодными пальцами и устремила взгляд в кухонное окно на ноябрьский сад. Если она будет вынуждена уехать из этой сельской идиллии, где будет играть ее малыш, когда начнет ползать, а потом и ходить? Мало какое дешевое жилье имеет собственный садик.
Звонок телефона ворвался в ее мысли, и она схватила трубку, пока он не разбудил ребенка.
Алло?
Ciao[1], Эмма.
Слова обрушились на нее, словно ведро ледяной воды. Он произносил ее имя, как никто другой. Впрочем, все, что делал Винченцо, он делал не так, как другие. Он уникален, как редкий черный бриллиант.
— Винченцо. — Она сглотнула. — Спасибо, что позвонил.
На другом конце линии твердые губы Винченцо скривились в жестокой пародии на улыбку. Она говорит так, словно собирается купить у него компьютер! Этим своим мягким английским голосом, которым, бывало, сводила его с ума — и в постели, и вне ее.
—Я нашел короткое окно в своем расписании, — небрежно сообщил он, бросив взгляд на свой открытый ежедневник. — Чего ты хочешь?
Сколько бы она ни говорила себе, что ей больше нет дела до того, что он думает о ней, Эмма ощутила болезненный укол сожаления. Он разговаривает с ней так, словно она совсем ничего не значит для него. Как быстро огонь страсти превратился в холодный пепел.
Так ответь ему в той же небрежной манере, отрывисто и официально. Будет не так больно...
— Я хочу получить развод. Последовала пауза. Долгая пауза. Сузив глаза, Винченцо откинулся в кресле, вытянув перед собой свои длинные ноги.
— Зачем? Ты кого-то встретила? — холодно спросил он. — Возможно, планируешь вновь выйти замуж?
Его безразличие ранило ее. Неужели это тот самый Винченцо, который когда-то грозился повыдергивать руки и ноги мужчине, пригласившему ее на танец, пока она не успокоила его и не сказала, что не хочет танцевать ни с кем, кроме него? Нет, конечно же. Тот Винченцо любил ее. Или, по крайней мере, утверждал, что любит.
— Даже если бы я кого-то и встретила, то, уверяю тебя, не пошла бы с ним к алтарю. Ты на все жизнь отвратил меня от брака, Винченцо, — сказала она, пытаясь тоже причинить ему боль. Впрочем, это было напрасной тратой времени, потому что смех, раздавшийся в ответ, был пронизан цинизмом.
2 
