14 
Поцелуй все длился, и Абигейл понятия не имела, как долго: с Ником она забыла о времени, и оно словно остановилось. Она никогда не думала, что поцелуи могут так… так невероятно возбуждать.
Все — и напряжение, и горе, и смятение, которое она чувствовала, — все исчезло в один миг, отступив перед волшебством этого поцелуя.
Внутри у нее что-то оттаивало, распрямлялось, и вот уже ее тело трепещет от неясного и беспокойного страстного желания, заставлявшего звать его и умолять сделать что-то еще. Но она не смела… Она только крепко сплела руки вокруг его шеи и ощутила свою победу, поняв, что Ник дрожит, готовый сдаться.
Но затем что-то вдруг произошло. Абигейл могла бы точно указать этот момент. Это случилось, когда он начал расстегивать белую шелковую блузку под черным жакетом. Тело отреагировало на интимное прикосновение прежде, чем его смог осознать мозг. В предвкушении полнейшего восторга у нес перехватило дыхание, она чувствовала, что ее соски стали твердыми, как камень, и натянули тонкое кружево бюстгальтера.
И только когда он расстегнул вторую пуговицу и она почувствовала, как прохладный воздух ласкает ее закрытую кружевом грудь, инстинкт, приобретенный горьким опытом, заставил Абигейл напрячься.
Ник почувствовал это сразу же. Ни слова не говоря, он оттолкнул ее от себя и мрачно, разъяренно, с недоверием и осуждением посмотрел на нее, а потом вскочил с кровати.
Все еще тяжело дыша, он шагнул к окну и поднял тяжелые парчовые шторы. Снаружи была беззвездная темень. Только луна, почти полная, с насмешкой на глупом, круглом, как тарелка, лице, неясно вырисовывалась на фоне сине-фиолетового неба.
Его дыхание постепенно успокоилось, и тогда он обвиняющим тоном сказал:
— Так, значит, это правда…
У Абигейл дрожали руки. Она не смогла даже думать о том, о чем он говорил, пока не избавилась от проклятых доказательств того, что чуть было не случилось. Надо было застегнуть блузку. Но она так нервничала, что даже эта простая задача показалась ей слишком сложной. Ее пальцы скользили и соскальзывали с шелковой ткани, и потребовалось огромное усилие, чтобы сосредоточиться и вдеть наконец пуговицы обратно в петли.
Быстро проведя руками по спутанным волосам, Абигейл заставила себя сесть на кровати и ответить ему:
— Что — правда?..
Тогда он повернулся. Лучше бы он этого не делал! На лице Ника было написано отвращение и… разочарование. Он недоверчиво покачал головой.
— Я думал, та женщина в боа пала так низко, как только может пасть человек, — сказал он с горечью больше себе самому. — Но теперь я обнаружил несколько неприятных фактов, касающихся меня лично.
Абигейл спустила ноги с кровати и через силу сунула их в нелепые туфли на высоченных каблуках. Так она чувствовала себя увереннее. Она прочистила горло, пытаясь не показать, что нервничает, но она нервничала.
— О чем ты говоришь, Ник?
— Я говорю о себе, хотя это сейчас не к месту, прошептал он с отвращением в голосе. — О моем непрошеном и диком желании переспать с тобой, содрогающейся подо мной на этой кровати, прямо сейчас…
Это просто потрясло Абигейл: его слова отражали ее собственное пламенное желание — она действительно хотела лежать под ним на этой кровати.
Содрогающейся. Целующейся.
— Ник, не надо… — прошептала она.
— Но давай не будем обо мне! Почему бы нам вместо этого не поговорить о тебе, Абби? — продолжал он неумолимо, как будто она ничего не сказала. И о моей дурацкой рыцарской защите твоей чести там, внизу. О господи! Как эти довольно сомнительные друзья Орландо, должно быть, посмеивались в кулак. Потому что теперь мне совершенно ясно, что дорогая Джемима, очевидно, сказала правду. Ведь так? — Его зеленые глаза блестели, словно драгоценные изумруды. — Так скажи мне, Абигейл, насколько «свободным» был этот ваш свободный брак? Если бы я попытался, скажем, месяц назад, было бы так же просто соблазнить тебя на этой самой кровати?
— Ты не соблазнял меня…
— Да, — неторопливо согласился он. — Я остановился. Правда?
Абигейл в смятении прижала ладони к пылающим щекам.
— Не надо… — снова прошептала она.
— Что — не надо? — В его голосе была насмешка. — Говорить правду? Быть честными? Но я думал, это довольно разумно после твоего «свободного» брака. И ты все еще не ответила на мой вопрос. Позволила бы ты мне любить тебя, когда Орландо был жив? Возможно, ему понравилось бы наблюдать?
14 
