101 
— Не жалеть никаких расходов, мадам?
— Нет. Заканчивайте работы, и все. За год мои украшательства Малого Трианона обошлись казне более чем в триста пятьдесят тысяч ливров. А страна пребывала в состоянии войны, и население Парижа жаловалось на высокие цены за хлеб! Вероятно, я действительно утратила всякое чувство реальности.
Однако я была счастлива. Через два месяца после рождения дочки во мне проснулось сильное желание поехать на бал в оперный театр. Было Прощеное воскресенье, и я сказала Людовику, что мне очень хочется поехать туда на танцы. Он сказал, что из большой любви к жене он поедет вместе со мной.
— И ты поедешь в маске? — спросила я. Он ответил утвердительно, и мы поехали вместе. Никто не узнал нас, и мы смешались с танцующими. Однако я заметила, что ему было скучно.
— Пожалуйста, Луи, — попросила я, — давай поедем на следующий бал, который будет во вторник, на Масленой неделе. Сегодня было так весело.
Как это часто бывало, он согласился, но без особого желания; однако в понедельник отказался, сославшись на множество государственных дел. Я была настолько разочарована, что он сразу же предложил мне поехать с одной из фрейлин, но при этом позаботиться, чтобы меня не узнали. Я остановила свой выбор на принцессе Дэнин, весьма порядочной женщине, и договорилась, что мы подъедем к дому герцога де Куиньи в Париже, где пересядем в обычную карету, которую он подготовит для нас. Все было оговорено так быстро, что герцогу удалось подыскать лишь старую карету без каких-либо эмблем. В результате она сломалась прежде, чем мы достигли оперного театра. Наш лакей сказал, что он наймет фиакр, а пока принцесса и я должны пройти в лавку. Это было интересно, поскольку мне никогда не приходилось ездить в городских повозках, и я не смогла удержаться от того, чтобы не похвастаться этим перед своими друзьями. Как я была глупа! Это послужило идеальной основой для скандальной истории. Королева разъезжает по Парижу в фиакре. Она заезжала в дом герцога де Куиньи! Зачем? Могут ли быть какие-либо сомнения? История приобрела известность как «приключение с фиакром», причем передавалась в различных версиях.
Мое счастье зависело во все возрастающей степени от Акселя де Ферзена. Люди стали замечать, насколько мое настроение зависит от его присутствия. Я любила слушать его рассказы о сестрах Фабиане, Софии и Гедде, о доме в Швеции и о путешествиях в разные страны. Я была менее скрытной, чем он. Он понимал, что за нами наблюдают, и старательно оберегал мою репутацию, зная, что я окружена врагами и шпионами, но не говорил мне об этом, поскольку мы придерживались версии, что в наших отношениях нет ничего особенного. Он был просто путешествующим иностранцем при дворе и поэтому мои предупредительность и гостеприимство выглядели естественно.
Мы оба понимали, что наши отношения не могут перерасти во что-то большее, но и такими они были для нас очень дороги. Он не мог стать моим любовником. Мой долг заключался в том, чтобы рожать наследников престола Франции, и их отцом должен был быть король. Однако мы позволяли себе самые смелые, светлые, прекрасные мечты. Это напоминало любовь трубадура к знатной даме, которой он мог восхищаться только издалека.
Это отвечало моему расположению духа, и я не заглядывала в будущее. Я приглашала его на свои карточные вечера, а когда узнала, что он пришел на вечер, на котором я решила не присутствовать, то выразила ему в письме свое сожаление. Я слышала, что он является капитаном подразделения легких драгунов своего короля, и выразила пожелание увидеть его в форме. Буквально при следующей встрече со мной он появился в ней. Мне никогда не забыть его вид в той романтической одежде — голубой камзол поверх белой блузы и плотно облегающие кремовые замшевые бриджи, цилиндрический военный головной убор, украшенный двумя перьями, голубым и желтым.
Некоторые заметили переполнившие меня чувства, когда я увидела его, а я не могла оторвать от него глаз. С нежной кожей, белокурыми волосами и лучистыми темными глазами он был похож на бога. Я подумала, что никогда еще ни один человек не вызывал во мне столь глубокого волнения.
После этого случая мое дружеское расположение к нему обсуждалось открыто, и он был назван одним из моих любовников. Чары рассеялись, и вскоре после этого он сказал:
— Оставаясь здесь, я могу принести вам только вред.
Меня охватило холодное отчаяние, и я ответила, что уже привыкла к клеветническим слухам. Если к ним прибавятся еще несколько сплетен, то это не принесет мне вреда.
101 
