21 
По мере нашего приближения к Ля Мюету озабоченность Мерси возрастала. Я слышала, как он шепотом сказал Штарембергу:
— Мы ничего, ничего не можем сделать. Именно он выбрал это время — это непостижимо.
Мое внимание привлекали люди, выстроившиеся вдоль дорог, особенно по мере нашего приближения к Парижу. Мы не поехали в город, а обогнули его, и крики долетали до нас приглушенными. Поэтому я улыбалась и наклоняла голову, как меня учили, а люди кричали, что я «хрупкая», «нежная», и я позабыла о страхах Мерси, поскольку, мне всегда нравились овации.
Я немного огорчилась, когда мы прибыли в Ля Мюет. Король был уже там, готовый представить мне братьев мужа. Графу Прованскому было четырнадцать лет от роду — он был всего на шестнадцать дней моложе меня и гораздо симпатичнее дофина, но немного склонен к полноте, как и его старший брат. Все же он был поживее, и я его, по-видимому, очень заинтересовала. Его брат, граф д'Артуа, был примерно на год моложе меня, однако у него был живой, умный взгляд, как бы делавший его старше своих братьев — я имею в виду, что в житейском плане он был более искушенным. Он взял мою руку и медленно поцеловал ее. Его смелые глаза были полны восхищения, а поскольку я всегда была отзывчива на поклонение, я отдала предпочтение Артуа из двух братьев, возможно, даже из трех. Однако мне не хотелось сравнивать дофина с ними. Я даже старалась не вспоминать о дофине, поскольку это очень смущало меня и немного угнетало. По правде говоря, я не знала, что и думать о нем, и мне поэтому, как всегда, удалось отвлечь свои мысли. Мне всегда удавалось жить в воображаемом мире.
После встречи с братьями своего мужа мне предстояло подготовиться к банкету, который должен был состояться в неофициальной обстановке как семейное торжество и поэтому пройти в более интимной атмосфере. На этот раз мне предстояло оказаться в самом центре моей новой семьи.
В мои апартаменты пришел король и сказал, что у него есть для меня подарок. Оказалось, это шкатулка с драгоценностями. Они вызвали у меня восторг, а он, в свою очередь, был счастлив видеть мою радость и без конца повторял, как это очаровательно — быть молодой и испытывать такое удовольствие от простых безделушек. Затем взял из шкатулки ожерелье и подержал в руке. Каждая жемчужина была размером с лесной орех и все они были прекрасно подобраны по цвету.
— Его привезла во Францию Анна Австрийская, — сказал он мне. — Поэтому очень уместно, чтобы его носила другая принцесса из Австрии! Это ожерелье украшало мою мать и мою жену. Оно является собственностью всех дофин и королев Франции.
Когда он торжественно, собственноручно надевал на меня ожерелье, его пальцы задержались на моей шее, и он сказал, что жемчужины еще никогда не выглядели так прекрасно. У меня красивые плечи, и со временем я стану красивой женщиной, украшением трона Франции.
Поблагодарив его с наигранной скромностью, я взглянула на него и неожиданно обвила его шею руками. Это было не правильно, я это сразу поняла по реакции мадам Ноай, стоявшей рядом, которая едва не упала в обморок в ужасе от моей наглости, а мне было все равно и королю тоже. Он тихонько бормотал:
— Очаровательно, очаровательно… Я напишу в письме твоей матушке, что мы все очарованы ее дочерью.
Он ушел с улыбкой на лице.
Мадам де Ноай прочитала мне длинную нотацию, как я должна вести себя в присутствии короля Франции, но я не слушала ее. Мне пришло в голову, что если бы меня выдали замуж за него, как это когда-то предполагалось, то у меня было бы гораздо меньше опасений, которые я испытывала при мысли о том, что завтра состоится моя свадьба.
За ужином в интимной обстановке я увидела всех своих новых родственников. Моя шея была украшена ожерельем, которое застегнул сам король. Я села рядом с дофином, который ничего мне не говорил и не смотрел в мою сторону, а его брат Артуа улыбнулся мне и шепнул, что я выгляжу просто прелестно.
Мне сразу стала понятна напряженность атмосферы — мое внимание привлекла молодая женщина, сидевшая за столом и говорившая несколько громче, чем все остальные. Меня не представили ей, и мне трудно было понять, кто она такая. Она была очень красива — прекраснее всех женщин за столом. У нее были светлые, очень густые вьющиеся волосы и самый чудесный цвет лица, какой мне когда-либо приходилось видеть; голубые глаза были огромными и немножко навыкате. Одета она была великолепно и вся блистала драгоценностями — ни на одной из присутствовавших не было так много бриллиантов, как на ней. От нее невозможно было отвести взгляд, и даже король, сидевший во главе стола, не спускал с нее глаз; казалось, что ему очень приятно видеть ее за столом, и один или два раза я заметила, как они обменялись взглядами и улыбками, что привело меня к мысли, что они настоящие друзья. Но тогда у меня возникал вопрос, почему она была здесь нежелательна, если король так любовался ею? Тетушки перешептывались между собой, а Аделаида, как я заметила, бросала в сторону этой женщины взгляды, которые можно было охарактеризовать только как злобные. Король постоянно поворачивался и обращался ко мне и, когда слышал мои ответы на моем причудливом французском, улыбался, а за ним улыбались и другие. Он сказал, что мой французский очарователен, и все повторяли его слова. Я считала, что вечер проходит успешно, и не могла понять, почему так беспокоится Мерси.
21 
