очень нудно 
70 
Он был восхитительным. Именно так жили скромные люди. И как часто в жизни любая королева, утомившись от церемоний, хотела бы побыть в скромной обстановке. Малышка Клермон-Тонер вскричала, что это «приют радости». Людовика XV — маленькое любовное гнездышко, где он и мадам Дюбарри находили убежище от Версаля.
— Это все позади, — сказала я твердо. — Теперь он будет известен как убежище Марии Антуанетты. Мы перестроим его. Мм сделаем его полностью моим домом, чтобы ничто не напоминало об этой женщине.
— Бедняжка. Не сомневаюсь, что она хотела бы обменять сейчас приют для знатных дам на Трианон.
Я нахмурилась. У меня никогда не было желания злорадствовать по поводу несчастий моих противников. Я никогда не делала этого. Я просто старалась забыть их.
В доме было всего восемь комнат, и мы все поразились хитроумному приспособлению, с помощью которого стол мог подниматься с подвального кухонного помещения прямо в столовую. Оно было создано специально для Людовика XV, чтобы, когда он привозил в маленький Трианон очередную любовницу, которая не желала, чтобы ее видели слуги, еда могла приготовляться в подвальном помещении и подниматься вверх в столовую без чьего-нибудь появления здесь. Мы от души хохотали, когда это дряхлое сооружение со скрипом поднималось и опускалось.
Дом был со вкусом обставлен мебелью. Вне всякого сомнения, король сам проследил за этим. Не думаю, что мебель с ее изысканно вышитой обивкой была выбором Дюбарри.
— О, она превосходна, превосходна! — вскричала я, перебегая из комнаты в комнату. — Как мне здесь будет хорошо!
Я подбежала к окнам и посмотрела на прекрасные лужайки и сады. Я многое могла бы тут сделать. Могла бы обставить дом новой мебелью, если бы пожелала, хотя имеющаяся обстановка мне нравилась. Здесь не должно быть никакой роскоши, которая напоминала бы мне о Версале. Здесь я буду принимать своих самых ближайших друзей, без деления на королеву и ее подданных.
Версаль был не виден из окон, что создавало дополнительное очарование. Насколько этот дом был милее по сравнению с большим Трианоном, который Людовик XIV построил для мадам де Ментенон. Я никогда не испытала бы в нем чувства счастья. Я едва могла дождаться возвращения в Версаль, чтобы рассказать мужу, как очарована его подарком.
В феврале меня навестил мой брат Максимилиан. Матушка послала его в поездку по Европе, чтобы он смог завершить свое образование, поэтому, естественно, он приехал повидаться со мной. Ему было восемнадцать лет, и как только я его увидела, то поняла, насколько годы пребывания во Франции изменили меня. Это был молодой Макс, который, бывало, сидел со мной и Каролиной в парках Шенбрунна и смотрел, что делают наши старшие братья и сестры. У него и тогда были округлые щеки, а сейчас он стал полным и казался неуклюжим и совсем неотесанным.
Я испытывала чувство неловкости за него. Зная французов, я могла представить себе, что они говорят о нем, хотя его приняли довольно любезно. Но Макс не чувствовал их снисходительности, он просто не замечал своих ошибок, поскольку считал, что каждый, кто не согласен с ним, поступает не правильно. Он был похож на Иосифа, но без положительных качеств моего старшего брата.
Луи попросил его отужинать с нами в узком кругу и вел себя так, как будто это был его брат, а мне было приятно расспрашивать Макса о доме и моей матери. И чем дольше я слушала, тем больше понимала, насколько я удалилась от старой жизни. Прошло пять лет с тех пор, как я дрожала обнаженная в «Зале передачи» на песчаном берегу Рейна. Я стала француженкой и, когда смотрела на Макса, полного, неуклюжего, без чувства юмора, то не испытывала сожаления об этом.
Неизбежно пошли слухи относительно моего братца, всякий его неловкий поступок замечался и преувеличивался. При дворе его называли «главный дурак» вместо эрцгерцог4, истории о нем распространялись моими врагами на улицах Парижа.
Макс не только не признавал французский этикет, но был полон решимости не следовать ему, и в результате возникали различные недоразумения. Будучи гостящим членом королевской семьи, он должен был нанести визит принцам королевской крови и они ожидали от него этого визита, но Макс упорно заявлял, что он — гость Парижа и они должны посетить его первыми. Создалась трудная ситуация — обе стороны были непреклонны, ни одна не хотела уступать, и в результате Макс не встретился с принцами. Принцы Орлеанский, Конде и Конти заявили, что это умышленное оскорбление королевского дома Франции. Когда мой деверь граф Прованский дал банкет и бал в честь брата, все три принца королевской крови нашли благовидный предлог для отказа и покинули город. Это было явным оскорблением для Макса.
70 
