Ребекка нахмурилась:
— Боюсь, что она осталась прежней.
— Мы обязательно приедем навестить тебя.
Она нежно поцеловала меня.
— Береги себя, Люси, — сказала она. — И помни, что я думаю о тебе.
* * *
С возвращением в Лондон мое беспокойство возросло.
Войдя в свою комнату, я тут же подошла к окну, почти ожидая увидеть под уличным фонарем фигуру человека, хотя и стоял ясный день. Я подумала, что мне следовало бы сменить комнату, но тут же решила, что это было бы трусостью. Нет, нужно бороться со своими страхами.
Я все более убеждалась в том, что теория Ребекки верна. Мне почудился стук камушков по стеклу; внизу действительно стоял какой-то человек, и у него было веселое настроение. Он поклонился, а мне показалось, что я вижу знакомую прическу и шрам.
Нужно держать в узде свое воображение. Оно должно работать на меня, а не быть моим врагом.
Хорошо, что возле меня находилась Селеста. У нее, конечно, тоже было свое горе, но зато отсутствовало чувство вины, больше всего угнетавшее меня. Неужели я действительно помогла послать на виселицу невинного человека?
На следующий день после прибытия в Лондон я отправилась к сэру Джону и леди Гринхэм. В их доме царила печаль, и у всех были самые дурные предчувствия. Меня встретили очень тепло.
— Дорогая моя, дорогая Люси, — сказала леди Гринхэм, — это для нас страшный удар. Я с самого начала была против того, чтобы он туда ехал. Как мне хотелось переубедить его!
— Есть ли новости? Мне известно только то, что писалось в корну олльской газете.
— Вряд ли здесь известно многим больше, — сказал сэр Джон. — Наш сын исчез, словно растаял в воздухе.
Он покинул собрание вместе с остальными, а потом они с Джеймсом Хантером решили дойти пешком.
— Этого ни в коем случае не следовало делать, — заметила леди Гринхэм, — в этих ужасных диких странах!
— Но какие-то меры предпринимаются?
— Все, что можно, уже приведено в движение, — сказал сэр Джон. Видите ли, это серьезный политический вопрос. Правительство желает установить истину дипломатическим путем. В конце концов, это дело правительства. В то же время нежелательно обострять наши дипломатические отношения с Бугандой.
— Значит, есть предположение, что все связано с переговорами, в которых участвовал Джоэль?
— Мне кажется, официальная точка зрения Лондона именно такова. Не думаю, что это заурядное ограбление и… как бы это сказать… избавление от жертв.
— Ах, Джон, Бога ради, не говори так, — взмолилась леди Гринхэм.
— Надо смотреть в лицо фактам, моя дорогая. Есть такие страны, где с наступлением темноты небезопасно ходить по улицам.
— Джоэль должен был подумать об этом, — сказала леди Гринхэм.
— Ты же знаешь, как все случилось, — сказал сэр Джон. — В экипаж село столько человек, сколько поместилось, а двое самых молодых, естественно, пошли пешком.
— И во время этой пешей прогулки исчезли, — добавила я.
— Приблизительно, так.
— Но вы говорите, что власти предпринимают какие-то меры? Ведь они не могут махнуть на это рукой.
Сэр Джон кивнул:
— Вы можете быть уверены: все, что можно, я уже сделал.
— Как мило, что вы навестили нас, — сказала леди Гринхэм. — В последнее время произошло слишком много ужасного. Мне кажется, вы правильно поступили, уехав в Корнуолл.
— Сестра просила меня задержаться там подольше, но из-за этого…
Сэр Джон наклонился ко мне и погладил мою руку, — Мы давно знали, что вы неравнодушны друг к другу, — сказал он.
— По правде говоря… у нас с Джоэлем был серьезный разговор перед его отъездом. После его возвращения мы собирались объявить о нашей помолвке.
Оба супруга заулыбались.
— Он вернется домой, — сказал сэр Джон, — и тогда и у нас зазвонят свадебные колокола. А пока, увы…
Я понимала, о чем он думает в этот момент. Все будет вовсе не так, как мы предполагали. Мой отец, один из создателей плана нашей совместной с Джоэлем жизни, теперь лежит в могиле. Он погиб от руки убийцы; а жених исчез в чужой стране.
Я продолжала гадать, какой же новый удар поразит меня.
Пока я разговаривала с сэром Джоном и леди Гринхэм, приехал Джеральд Гринхэм. Между ними и Джоэлем был всего год разницы, и я знала, что братья очень дружны между собой. Джеральд служил в армии. Он был весьма привлекателен, полон жизненной энергии, хотя и лишен того внутреннего благородства, которое сразу же ощущалось в Джоэле.