— Ну, когда все идет без сучка без задоринки, то получаешь меньше удовольствия от конечного результата.
— Да вы настоящий философ.
— Это просто здравый смысл.
— Есть вещи, о которых вы не знаете, Белинда.
Вот, скажем, десять лет назад виноградная тля уничтожила большую часть посадок во Франции. Уверяю вас, что это не было занимательным приключением.
Как представишь себе эти отвратительные существа, присасывающиеся к виноградной лозе и выпивающие из нее жизнь… Есть единственный способ избавиться от этого — затопить земли.
— Это ужасно! — сказала Белинда. — И в то же время захватывающе! Но расскажите нам о замке Бурдон. Это действительно замок?
— Конечно, не тех масштабов, что Блуа или Шамбо. Во Франции много замков, и не все они были разрушены революцией. Бурдон — это замок средних размеров. Он весьма приятный на вид, расположен в красивой местности, и при нем имеются собственные виноградники.
Белинда захлопала в ладоши, с восторгом глядя на него.
Я подумала, что Жан-Паскалю, кажется, понравилась его дочь. Впрочем, он был из тех людей, которые умеют прятать свои чувства под маской. Несомненно, он видел в Белинде черты сходства с собой.
Некоторое внимание он уделил и мне.
Он спросил меня о моих дальнейших планах, и я ответила, что пока еще ничего не решила.
— Люси перенесла сильное потрясение, — сказала Селеста, — Ей нужно время, чтобы прийти в себя.
Жан-Паскаль понимающе кивнул.
— Моя милая Люси, — сказал он, — я сочувствую вам. Селеста рассказала мне, как храбро вы вели себя.
Мне следует извиниться, что я поднял этот вопрос при таких обстоятельствах, но если предмет занимает наши умы, мне кажется неестественным умышленно замалчивать его. Я глубоко сочувствую вам и своей сестре.
Но вам придется пережить это.
Я была согласна с этим.
— Белинда вам, конечно же, поможет, — Он повернулся к ней. — Я рад, что вы приехали домой, дорогая.
— Мы тоже рады, — сказала Селеста.
Жан-Паскаль вновь обратился ко мне:
— Теперь мы заставим вас забыть о прошлом. Верно, Белинда?
— Безусловно, — согласилась Белинда. — Мы с Люси очень близкие друзья.
— Рад слышать это и еще раз прошу прощения, что на этом беспечном обеде по моей вине вдруг прозвучала печальная нота. Мне не хотелось бы, чтобы вы с Селестой считали меня жестокосердным.
— Я понимаю, — сказала я.
— Расскажите нам еще о замке, — стала упрашивать Белинда.
Это он сделал с удовольствием:
— Замок принадлежит семейству Бурдонов со времен Карла Мудрого, то есть с четырнадцатого столетия. Это типичный французский замок. Таких замков во Франции сотни. У большинства из них по углам стоят круглые башенки с остроконечными верхушками.
— Их, кажется, называют перечницами, — вставила я.
— Хорошее сравнение. Серый камень… и весь прочий средневековый антураж. Кое-где замок, конечно, отреставрирован, тут и там видны следы более позднего вмешательства, но в течение последнего столетия с ним ничего не делали. Такое строится навечно. Мы пережили даже революцию. Надеюсь, в один прекрасный день вы сами все увидите.
Белинда излучала радостное возбуждение. Похоже, что все складывалось даже лучше, чем она ожидала.
Между ними и в самом деле было очень большое сходство, и я чувствовала, что они легко поймут друг друга.
Она восторгалась своим отцом, и у меня сложилось впечатление, что Жан-Паскаль не разочарован тем фактом, что у него такая жизнерадостная дочь.
Наш дом он покинул поздно. Белинда зашла ко мне в комнату и присела на кровать.
— Что за вечер! У меня такое первый раз в жизни!
— Ну, знаешь, это действительно редкий случай, когда юная женщина твоих лет лицом к лицу встречается с отцом, которого она никогда до этого не видела.
— Как ты думаешь, он полюбил меня?
— Полюбил — это слишком сильно сказано.
Я думаю, он нашел тебя интересной.
— А я думаю, что он полюбил меня. Он все время разговаривал со мной и смотрел на меня.
— Это ты все время разговаривала с ним и смотрела на него.
— Как тебе кажется, он отвезет меня в замок Бурдон?
— Не знаю.
— А ко двору в Фарнборо?
— Ему будет довольно трудно объяснить в том обществе, откуда у него взялась незаконнорожденная дочь.
— Ты просто свинья, Люси.
— Я всего лишь констатирую факт. Французы весьма щепетильны в этих вопросах, а в королевских кругах, вероятно, в особенности… даже если они в изгнании.