Григоровичу Д. В., 24 декабря 1888 ^*

560. Д. В. ГРИГОРОВИЧУ

24 декабря 1888 г. Москва.

24 декабрь.

Дорогой Дмитрий Васильевич, пишу Вам на суворинской бумаге. Моя сестра, вернувшись из Петербурга, сказала мне: «На Сувориных неприятно подействовало, что ты перед отъездом не побывал у Григоровича. Ты этим огорчил его». Уверяю Вас милый мой, что у меня и в мыслях не было сделать Вам что-нибудь неприятное, а тем более оскорблять Вас своим невниманием. Правда, в моих жилах течет ленивая хохлацкая кровь, я тяжел на подъем и не люблю выходить из дому, но моя любовь к Вам пересилила бы всякую лень. Видеть Вас и говорить с Вами для меня такое удовольствие, какое мне приходится испытывать не часто. Говорю я искренно. Не был же я у Вас благодаря одному обстоятельству, которое я теперь считаю просто недоразумением. Прошу Вас припомнить тот вечер, когда Вы, Алексей Сергеевич и я шли из музея в магазин Цинзерлинга. Мы разговаривали. Я, между прочим, сказал:

— Я к Вам на днях приду.

— Дома Вы его не застанете, — сказал Суворин.

Вы промолчали. Ваше молчание я понял не так, как нужно, — отсюда и мое невежество. Во всяком случае я прошу извинить меня. Все-таки я виноват. Если Вы напишете мне, что не сердитесь ^* на меня, то я буду очень рад, и за это, когда приеду в Петербург, обещаю Вам сопровождать Вас по улицам в качестве вожатого доктора, сколько Вам угодно.

Поздравляю Вас с Рождеством. Поэтический праздник. Жаль только, что на Руси народ беден и голоден, а то бы этот праздник с его снегом, белыми деревьями и морозом был бы на Руси самым красивым временем года. Это время, когда кажется, что сам бог ездит на санях.

В Москве «Татьяна Репина» идет 16-го января. Репину играет Ермолова, Адашева — Ленский. Приезжайте-ка вместе с Сувориным! Я готов держать пари, что московские актеры сыграют гораздо лучше ваших петербургских ^* . У ваших хватило таланта только на одно первое действие, а в трех последних ансамбль был тамбовский — сильно пахло провинцией. А наши насчет ансамбля молодцы.

Так напишите же мне, что Вы не сердитесь. Честное слово, я был далек от мысли огорчить Вас. Пришлите фотографию с подобающею надписью.

Дай бог Вам здоровья и всего хорошего. Позвольте мне обнять Вас, крепко пожать Вам руку и пребыть сердечно преданным и уважающим

А. Чехов.

Кувшинниковой С. П., 25 декабря 1888 ^*

561. С. П. КУВШИННИКОВОЙ

25 декабря 1888 г. Москва.

25 декабря.

Простите, уважаемая Софья Петровна, вчера я не мог быть у Вас. Был болен и зол, как нечистый дух.

Поздравляю Вас с праздником и с вступлением в ряды бессмертных. Ничего, что Ваша картина маленькая. Копейки тоже маленькие, но когда их много, они делают рубль. Каждая картина, взятая в галерею ^* , и каждая порядочная книга, попавшая в библиотеку, как бы они малы ни были, служат великому делу: скоплению в стране богатств. Видите, во мне даже патриот заговорил!

Почтение и поздравление Дмитрию Павловичу.

Сестра кланяется Вам и говорит, что была бы рада видеть Вас у себя. Я разделяю ее радость — это само собою разумеется.

Душевно преданный

А. Чехов.

Суворину А. С., 26 декабря 1888 ^*

562. А. С. СУВОРИНУ

26 декабря 1888 г. Москва.

26 дек.

Мне больно, что Вы сердились и что в «Новом времени» не было моего рассказа, но что делать? ^* Дать Вам рассказ, который кажется мне гадостью, я не могу ни за какие блага в мире, иначе бы я сандалил в Вашей газете каждую неделю и имел бы деньги. Как Вам угодно, но и в будущие времена я стану держаться той же политики, т. е. не посылать Вам того, что мне противно. Надо ведь хоть одну газету щадить, да и свою нововременскую репутацию беречь. А «Петерб<ургская> газета» всё съест.

Вы пишете, что надо работать не для критики, а для публики, что мне рано еще жаловаться. Приятно думать, что работаешь для публики, конечно, но откуда я знаю, что я работаю именно для публики? Сам я от своей работы, благодаря ее мизерности и кое-чему другому, удовлетворения не чувствую, публика же (я не называл ее подлой) по отношению к нам недобросовестна и неискренна, никогда от нее правды не услышишь и потому не разберешь, нужен я ей или нет. Рано мне жаловаться, но никогда не рано спросить себя: делом я занимаюсь или пустяками? Критика молчит, публика врет, а чувство мое мне говорит, что я занимаюсь вздором. Жалуюсь я? Не помню, каков тон был у моего письма ^* , но если это так, то я жалуюсь не за себя, а за всю нашу братию, которую мне бесконечно жалко.

  40