Последние отзывы

  174  

20 апреля 1814 года он простился со своей гвардией, поцеловал знамя и сел в карету, которая помчала его к южному побережью Франции… 3 мая он прибыл на остров Эльбу, население которого со всем почтением встретило своего нового государя.

В таком повороте событий можно усмотреть немало странного и чреватого весьма серьезными последствиями, которые не замедлили проявиться уже вскоре после окончания эпохи, названной «наполеоновской», и продолжают проявляться и по сей день. Речь идет о нравственной оценке человеческих поступков, оценке, которая должна формироваться на базе тех или иных норм человеческого поведения, исходящих из наиболее общих понятий о добре и зле. Наполеон же почему-то рассматривался и продолжает рассматриваться вне этих понятий, что создает двойной стандарт их оценки.

Он захватил власть в стране, он установил в этой стране деспотический режим, он полностью разрушил понятие о суверенитете государства, перекраивая карту Европы по своему усмотрению, он принес неисчислимые страдания многим народам, устанавливая для них насильственным путем режим своего правления, его завоевательная политика привела к гибели сотен тысяч людей… Можно продолжить этот перечень, но любого из его пунктов с лихвой хватило бы для смертного приговора международного трибунала, который обязан был бы собраться после взятия Парижа, потому что оставить без должной оценки эти ужасающие преступления — означает их оправдание.

Уникальность личности Наполеона? Да, бесспорно, это незаурядная личность, наделенная огромными возможностями и талантами, но почему это обстоятельство должно влиять на правовую оценку его разрушительных, преступных деяний?

Если в дом врывается вооруженный грабитель, то по нему при наличии такой возможности следует открывать огонь, и здесь совершенно неуместным было восклицание кого-то из домашних: «Не стреляй! Он позавчера победил на математической олимпиаде!»

То же самое и в истории с Наполеоном. Аргумент типа: «Но это же Наполеон!» так же неприемлем, как и «Но это же Ленин!» и т.п.

Если поступки того или иного человека позволяют со всей уверенностью назвать его душегубом, то его таланты, образованность или личное обаяние никак не могут повлиять на эту оценку. Душегуб есть душегуб, и здесь ни к чему замечания наподобие «Ну он же хотел как лучше…»

А главы стран-победительниц, которые хорошо знали все его «художества» и немало пострадали от них, тем не менее вместо приговора международного трибунала дарят преступнику цветущий остров в Средиземном море, титул короля этого острова и право взять с собой достаточно значительный воинский контингент: 1100 солдат. Зачем? С какой целью? А сотни солдат не хватило бы для церемонии смены караула или чего-то подобного, что напоминало бы… А если ему ничто не будет напоминать о безграничной власти, которой он пользовался так преступно?

Князь Клеменс Меттерних (1773—1859 гг.), ведущий с ним переговоры от имени австрийского правительства в июне 1813 года, когда союзные армии уже наступали на запад, отмечал полное пренебрежение Наполеона человеческими судьбами и жизнями.

«Я потерял, правда, в России 200 тысяч человек, в том числе 100 тысяч лучших французских солдат, — сказал он тогда. — О них я, действительно, жалею. Что касается остальных, то это были итальянцы, поляки и, главным образом, немцы!» При последнем слове он сделал пренебрежительный жест. «Допустим, — ответил Меттерних, — но согласитесь, государь, что это не тот аргумент, который следует приводить, говоря с немцем».

Князь Меттерних

Есть предположение, что союзники поступили так уважительно с поверженным чудовищем лишь потому, что он оставался кумиром большинства французов. Но это было не так. Не большинства французов, а определенной части, то есть «новых французов», которые, конечно, не желали допустить ситуации, когда пришлось бы вернуть награбленное законным владельцам или расстаться с графскими титулами, на которые у них имелось не больше прав, чем на обладание, скажем, Московским Кремлем. Эти «новые» — понятное дело, такие же самозванцы, как и их «император», поэтому с ними нужно было поступить соответственно их статусу, а остальные французы начали бы поносить своего кумира с той же готовностью, с какой это делал и делает любой народ после того, как кто-то с высоты произносит роковое слово «можно». Это доказано Историей.

Так или иначе, что произошло, то произошло. Наполеон, вместо того чтобы предстать перед трибуналом, стал королем островного государства площадью в 223 квадратных километра, с тремя городами и несколькими тысячами жителей.

  174