очень нудно 
158 
Стемнело рано, и уже в три часа дня зажглись уличные фонари. Остановленная видеозапись ограбления в Гренсене подрагивала на экране в «Камере пыток», когда туда вошел Харри.
— Еще что-нибудь будет? — спросил Харри и кивнул в сторону экрана, на котором Забойщик удирал во всю прыть.
Беате покачала головой:
— Мы ждем.
— Пока он снова не возьмется за дело?
— В данный момент он где-то отсиживается и планирует новое ограбление. По моим представлениям, это случится на следующей неделе.
— Ты так уверена?
Она пожала плечами:
— Опыт подсказывает.
— Твой?
Она улыбнулась и не ответила.
Харри сел на стул:
— Надеюсь, я не спутал ваши планы, поступив не так, как сказал по телефону.
Она наморщила лоб:
— Что ты имеешь в виду?
— Я говорил, что только сегодня собираюсь обыскать квартиру.
Харри посмотрел на нее. Вид у нее был удивленный: она искренне не понимала, к чему он клонит. С другой стороны, Харри ведь не в Secret Service[66] работает. Он собрался что-то сказать, но передумал. Зато слово взяла Беате:
— Я хочу спросить тебя кое о чем, Харри.
— Shoot.[67]
— Ты знал о Расколе и моем отце?
— О чем речь?
— О том, что это Расколь… был тогда в банке. И стрелял именно он.
Харри опустил глаза и стал внимательно разглядывать свои руки.
— Нет, — сказал он. — Я этого не знал.
— Но догадывался?
Харри поднял глаза и встретил ее взгляд:
— Мысль у меня такая возникала. И все.
— А почему возникала?
— Дело в искуплении вины.
— Искуплении вины?
Харри набрал полные легкие воздуха:
— Чудовищное преступление порой затмевает перспективу. Или, если хочешь, понимание сути того, что происходит потом.
— Что ты имеешь в виду?
— Каждый человек ощущает потребность в искуплении вины, Беате. Ты, например. И, клянусь богом, я. И Расколь тоже. Она точно так же естественна, как потребность умываться. Речь о гармонии, о внутреннем равновесии, без которого жить нельзя. Это равновесие мы называем нравственностью.
Харри заметил, что лицо у Беате побелело. И тут же покраснело. Она раскрыла рот.
— Никто не знает, почему Расколь добровольно явился в полицию, — продолжил Харри. — Но я убежден, это из желания искупить вину. Он ведь вырос, пользуясь только одной из всех свобод — свободой передвижения. Для него тюремное заключение — единственный способ наказать себя самого. Отнять жизнь у другого человека совсем не то же самое, что отнять у него деньги. Предположим, совершив преступление, он утратил это внутреннее равновесие. Вот он и предпочел искупить вину в полной отрешенности от внешнего мира, наедине с самим собой и — если он у него есть — своим Богом.
Беате наконец-то смогла выдавить из себя несколько слов:
— Нравственный… нравственный… убийца?
Харри выдержал паузу. Но больше ничего не услышал.
— Нравственный человек — тот, кто поступает согласно своим нравственным установкам, — тихо произнес он. — А не чужим.
— А что, если я вот это надену? — спросила Беате с горечью в голосе, открыла ящик стола и достала оттуда наплечную кобуру. — Что, если я запрусь с Расколем в комнате для свиданий и потом заявлю, что он напал на меня и мне пришлось стрелять в целях самообороны? Отомстить за своего отца и заодно паразита прихлопнуть — это, по-твоему, нравственный поступок? — Она швырнула кобуру на стол.
Харри откинулся на спинку стула и прикрыл глаза, слушая, как ее учащенное дыхание постепенно успокаивается.
— Вопрос в том, Беате, что ты считаешь нравственным. Мне неведомо, зачем ты взяла с собой кобуру, но у меня и в мыслях нет попытаться удержать тебя от чего бы то ни было.
Он поднялся:
— Поступай так, чтобы отец гордился тобой, Беате.
Харри взялся за ручку двери, но тут услышал за спиной рыдания Беате. Он обернулся.
— Ты не понял! — сквозь рыдания выкрикнула она. — Я думала, что смогу… думала, это своего рода… расчет, правда ведь?
Харри не тронулся с места. А потом придвинул стул, сел и приложил руку к ее щеке. Она говорила, а теплые слезы орошали огрубевшую ладонь Харри:
— Ты идешь работать в полицию, потому что хочешь, чтобы во всем существовал порядок, равновесие, верно? Расплата, справедливость и все такое прочее. И вдруг в один прекрасный день у тебя появляется шанс свести счеты, о чем ты, собственно, только и мечтала. Но лишь для того, чтобы понять, что это все же не по тебе, — она шмыгнула носом. — Моя мать как-то раз сказала, что хуже неудовлетворенного желания в жизни есть только одно — отсутствие всяких желаний вообще. Чувство ненависти вроде бы последнее, что остается, когда утеряно все остальное. Но вот и его у меня отобрали.
158 
