Последние отзывы

  96  

Вы боитесь стеснить мою семью? Ну, а я боюсь, что мы Вас стесним, т. е. не дадим Вам того комфорта, какой подобает Вашему чину; мы серьезно боимся, ибо еще не знаем, каковы комнаты в нашей усадьбе, какова мебель и проч. Мы наняли наудачу. Очень возможно, что мы вместо палаццо найдем свиной хлевок. Завтра братишка едет ^* произвести рекогносцировку. Во всяком случае во всю ивановскую будем стараться обставить Вашу жизнь возможно комфортабельнее и задержать Вас больше чем на две недельки. А что Вы нас не стесните, Вы в этом убедитесь, познакомившись с моей командой.

Теперь о повести. Вы предостерегаете меня от излишней отделки ^* и боитесь, чтобы, перестаравшись, я не стал холоден и сух. Это резон, и большой резон, но история в том, что речь в моем письме шла вовсе не об отделке. Я переделывал весь корпус повести, оставив в целости только один фундамент. Мне не нравилась вся повесть, а не в деталях. Тут поневоле просидишь вместо одного месяца целых три. Вообще повесть выйдет не из аховых, критики только носом покрутят. Это я не скромничаю. Достоинства повести: краткость и кое-что новенькое… Стало быть, повесть по случаю Вашего отъезда будет послана на имя Анны Михайловны. Буду просить у нее аванс.

Мне кажется, что относительно Короленко Вы заблуждаетесь ^* . Из наших разговоров о Вас я заметил только одно, что он чтит Вас сильно и искренно. Того мнения о Вас, которое Вы подозреваете в нем, он, честное слово, не высказывал мне даже намеком. У Михайловского он бывал и будет бывать, так как он, подобно мне, провинциал, т. е. человек, далеко стоящий от редакционного центра и принимающий не так близко к сердцу все редакционные события. Петербургские пожары обжигают только петербуржцев, а москвичи и нижегородцы знакомы с этими пожарами только из писем да газет, т. е. теоретически. Впрочем, я, кажется, пишу уже вздор. Умолкни, муза!

О гаршинском сборнике потолкуем летом в Сумах.

Я приглашал Щеглова нанять дачу по соседству со мной, уверял его, что это стоит гроши, соблазнял его всеми благами мира (кроме женщин, которых он, как женатый, должен отрицать), но он отказался, ссылаясь на какой-то «родственный клобок» ^* . Эти родственники его точно глисты замучили. Экий малодушный человек!

Поклонитесь всем Вашим и будьте здоровы. Погода хорошая, хочется гулять.

Ваш А. Чехов.

Денег нет! О ужас! Как только приеду в Сумы, тотчас же сяду строчить мелочь.

——

Я хочу взять у Анны Михайловны аванс в размере пятисот (250 сейчас и 250 в июне). Даст?

Из Москвы в Курск идет почтовый поезд в три часа пополудни. Садитесь на этот поезд.

Леонтьеву (Щеглову) И. Л., 18 апреля 1888

418. И. Л. ЛЕОНТЬЕВУ (ЩЕГЛОВУ) ^*

18 апреля 1888 г. Москва.

18 апр.

Дорогой Капитан! Получил и «Дачного мужа» ^* , и критику на мою «Степь». Итак, мы пантеисты! ^* , с чем Вас и поздравляю.

Выезжаю я из Москвы пятого мая. Успеете еще раз 5 написать мне и даже приехать на праздниках ко мне в гости. Если бы Вы не были трусом, капитан, то приехали бы.

Про Корша ничего не ведаю. Слухов никаких.

Осталось у меня 75 р…. С чем я поеду в Сумы? Если не дадут аванса, то застрелюсь.

У меня тоже есть «родственный клобок» ^* . Чтобы он не мешал мне, я всегда езжу с ним, как с багажом, и привык к нему, как к шишке на лбу. Гораздо покойнее и дешевле брать его с собой, чем оставлять дома… Впрочем, мой клобок, если сравнивать его с наростом, представляет из себя нарост доброкачественный, но не злокачественный. Клобок мой отлично шьет мне сорочки, отлично варит и всегда весел. Зимою клобок состоит из 8 человек, а летом из 5 (в том числе 2 прислуги). Во всяком случае мне чаще бывает весело, чем грустно, хотя, если вдуматься, я связан по рукам и ногам… У Вас, батенька, квартирка, а ведь у меня целый дом, хоть и паршивенький, но все-таки дом, да еще двухэтажный… У Вас жена, которая простит Вам безденежье, а у меня порядок, который рухнет, если я не заработаю определенное количество рублей в месяц, рухнет и повалится мне на плечи тяжелым камнем…

Впрочем, наплюве́ на это… Я оканчиваю скучнейшую повестушку ^* . Вздумал пофилософствовать, а вышел канифоль с уксусом. Перечитываю написанное и чувствую слюнетечение от тошноты: противно! Ну, да ничего… Наплюве́. Какую б мы глупость ни написали теперь, как бы ни мудрили над нами наши индюки критики, а через 10 лет мы уж не будем чувствовать этого, а потому, капитан, — вперед без страха и сомненья! ^* Читали Вы Бабикова (или Бибикова, Санхо Белинского ^* ) воспоминания о Гаршине ^* во «Всем<ирной> иллюстрации»? Какая самолюбивая, приторная, кислая, хвастливая и нетактичная мочалка! Я завидую его апломбу и наивному самомнению, завидую его дружбе с Минским и его обожанию, доходящему до дизентерии, перед полубогом Ясинским… Он счастлив и доволен!

---

  96