Последние отзывы

  111  

Меня все это обеспокоило. Франсуа ван дер Дельфт нервничал. Конечно, приятно было сознавать, что столько людей хотят возвращения к старой религии, но вместе с тем мое положение становилось тем опасней, чем воинственней вели себя противники протестантства.

Я знала, что за каждым моим шагом следят, что мне дана свобода служить Мессу у себя дома только благодаря моему родству с императором. Не будь этого, меня бы уже не было в живых.

Но не только церковная реформа поставила страну на грань гражданской войны – не хватало продовольствия, подскочили цены, стали урезать общественные землевладения, и людям негде стало пасти скот.

Тогда-то я впервые услышала имя Роберта Кетта. Он унаследовал свое поместье Уаймондхэм в Норфолке от Джона Дадли, графа Уорика, и был уважаемым человеком в своем графстве. Когда местные жители начали крушить заборы, возведенные на ранее свободных землях, Роберт Кетт встал на их сторону и вскоре возглавил их поход на столицу. По пути к ним присоединялись жители других графств, и число восставших вскоре превысило шестнадцать тысяч.

Кетт разбил лагерь у Маусхолд-хит. Был составлен список требований к правительству: ограничение притязаний лендлордов на общественные земли, свободная ловля рыбы во всех реках и разрешение устраивать голубятни на свободных землях.

Вскоре к ним прибыл герольд, возвестивший именем короля, что всем бунтовщикам, которые разойдутся по домам, будет даровано прощение. Кетт ответил, что король должен прощать виновных, а не тех, кто требует справедливости. Тогда против восставших выступили королевская гвардия и хорошо вооруженное войско под командованием Джона Дадли, графа Уорика. Безоружные крестьяне были разбиты, а сам Кетт взят в плен. Его обвинили в измене и казнили в Норвиче. Тело его долго не снимали с виселицы на страх тем, кто рискнет пойти против своего короля и правительства.

Я знала о двойственном отношении Сомерсета и Дадли к моей персоне. С одной стороны, им не терпелось избавиться от меня, а с другой – их удерживала мысль, что тем самым они рискуют вызвать гнев императора, который может объявить войну Англии. Нельзя было исключить и возможности восстаний в мою поддержку, так как в народе еще сильна была католическая вера.

Где бы я ни появлялась, повсюду меня встречали с энтузиазмом. Я знала, что у меня немало сторонников. Они незримо наблюдали за мной и ждали, когда пробьет мой час. Здоровье Эдуарда не улучшалось, и ждать, похоже, оставалось недолго.

Но чтобы достигнуть заветной цели – вернуть Англию в лоно римско-католической церкви, – необходимо было выжить, иначе корона перейдет к Елизавете. Нетрудно представить, что сделает эта расчетливая, хладнокровная молодая женщина. Только то, что пойдет на пользу лично ей. Я же посвящу себя служению Богу, исполнив Его волю.

В январе был принят закон, повелевавший священникам совершать службу по единому требнику. В случае отказа священнику грозило в первый раз – лишение жалованья, а при повторном нарушении закона – суровое наказание.

Ко мне наведался канцлер Рич, сообщивший, что закон распространяется на всех без исключения. Я ответила, что буду молиться так, как считаю нужным. Судя по его спокойствию, я поняла, что он не собирается применять ко мне силу, и в очередной раз возблагодарила судьбу за то, что моим кузеном был император.

Уезжая, Рич и его приближенные собирались забрать с собой моего управляющего, сэра Роберта Рочестера, и капеллана Хоптона – их вызывали в Совет для ответа на некоторые вопросы.

Я чувствовала себя на коне: Рич явно избегал столкновения – время было неопределенное, здоровье Эдуарда ухудшалось, и со мной приходилось считаться как с его преемницей.

– Боюсь, у моего управляющего сейчас слишком много дел, он не может все бросить и уехать, – сказала я твердо. – Что же до капеллана, то он только что перенес болезнь и еще слишком слаб.

К моему удивлению, Рич даже не попытался возражать и тут же уехал.

Но на этом дело не кончилось. Сам регент потребовал прибытия Рочестера и Хоптона на заседание Совета.

Я решила, что лучше не упорствовать, иначе за ними приедут и увезут их как узников. Единственное, чего я боялась, что их сразу же заключат в Тауэр. Но, взвесив все обстоятельства, пришла к выводу, что этого не произойдет – иначе поднимется шум, и я первая заявлю протест, постаравшись, чтобы делу была придана наибольшая огласка, начнутся волнения. Видимо, при дворе были такого же мнения, потому что сэр Роберт и Хоптон очень скоро вернулись. Им было велено постараться убедить меня в преимуществах новой, более просвещенной, религии.

  111