13 
– Да, я знаю. Но это был ненастоящий брак. Принц Артур был слишком молод и тяжело болел.
Графиня кивнула.
– Мы прожили с мужем, – продолжала она, – четырнадцать лет, а потом он умер.
– Вы, конечно, испытали большое горе.
– Да… Но у меня были дети, ради которых многое можно пережить. У нас с мужем было пятеро детей – Генри, Артур, Реджинальд, Джеффри и Урсула.
– Моя мать, наверное, вам завидует. Ей грустно оттого, что у нее всего один ребенок.
– Но один еще дороже, потому что он – единственный.
– Вам все ваши дети дороги, правда? Вы о них говорите с такой любовью, особенно… о Реджинальде.
– У родителей не должно быть любимчиков.
– А у вас есть любимчик… Реджинальд.
Она ласково улыбнулась.
– Итак, дорогая моя девочка, не стоит горевать. Подумайте о чем-нибудь приятном. Нужно примириться со своей судьбой, и если брак с императором не состоится, вы сможете сказать себе, что это, может, и к лучшему.
– Мне нелегко будет его забыть.
– Милое дитя, но вы же его совсем не знали! Вы все придумали. И о таких делах понятия не имеете.
– Потому что мне ничего не говорят.
Она замолчала, о чем-то задумавшись.
– Похоже, дорогая, что я слишком разболталась. Ваша матушка сейчас очень переживает.
– Да, она так мечтала, что я выйду замуж за императора, потому что он наполовину испанец и сын ее любимой сестры.
– Да. И вам следует поберечь ее. Подождите, пока она сама с вами не заговорит. Ей и без того тяжко. Старайтесь развлечь ее, когда вы вместе. Не подавайте вида, что расстроены из-за неудавшегося брака с императором.
Я кивнула. Графиня поцеловала мне руку.
– Вы доброе дитя, – сказала она со слезами на глазах, – и я молюсь о том, чтобы у вас все было хорошо. Для меня большая честь служить вам, и я всегда буду любить вас как родную дочь.
Я нежно поцеловала ее. По лицу графини было видно, что она встревожена, – она никогда не была так откровенна и многословна. Сказанное ею можно было истолковать как измену. С тех пор, как ее брат Эдуард, граф Уорвикский, был убит по приказу моего деда, Генриха VII, без каких бы то ни было обвинений – только за то, что он Плантагенет, имеющий право на трон, она жила в постоянном страхе за свою жизнь. Одно неосторожное слово, и топор мог опуститься на ее голову. Говоря со мной, она рисковала, но ее любовь ко мне была сильнее страха. Она хотела подготовить меня к тому, что я все равно узнаю, но уже не буду так сильно переживать.
* * *
Лед был сломан: однажды решившись на откровенность, графиня Солсбери стала беседовать со мной о таких вещах, которые раньше тщательно скрывала.
Но я по-прежнему не подозревала о той поистине грандиозной беде, которой суждено было омрачить всю нашу жизнь – и моей матери и мою. Я видела, что у матери трагическое выражение лица, но объясняла это все тем же – ухудшением отношений между отцом и императором. Но оказалось, что дело совсем в другом.
В июне произошло событие, которому я не придала большого значения, хотя и не на шутку рассердилась.
Я знала о существовании Генри Фитцроя, знала, что он был для моей матери постоянным укором в том, что она не смогла родить сына.
В июне ему исполнилось шесть лет, и по этому случаю на торжественной церемонии Фитцрою вручили орден Подвязки. Удостоить такой чести ребенка было нелепо, но именно в тот момент королю было важно подчеркнуть любовь к сыну и показать всем, что из-за своего неудачного брака с женщиной, не способной даже сына родить, он и его страна оказались в таком плачевном состоянии.
Моя мать, естественно, не присутствовала на церемонии, – даже отец не придал этому значения, понимая, насколько ей это больно. Он же все продумал. Позднее я поняла, что каждый шаг в то время он делал, преследуя только одну цель.
Но торжества имели отношение и ко мне. Оказывая столь высокие почести своему незаконнорожденному сыну, отец, может быть, хотел возвысить его надо мной. Такая мысль могла любому прийти в голову. Но народ все равно не потерпел бы на троне бастарда.
Я не могла понять всего значения происходящего, хотя в свои девять лет уже столкнулась с вероломством правителей. Но я чувствовала приближение катастрофы, как цветок чувствует приближение грозы. При моем появлении замолкали разговоры, люди смотрели куда-то в сторону.
Вскоре после дня рождения Фитцроя в Лондон прибыл французский посланник де Во. Он приехал по поручению регентши Франции – матери Франциска, находившегося все еще в Мадриде.
13 
