64 
Я старалась утешить ее и умоляла простить меня за то, что ей пришлось испытать.
– Я знаю, – кротко ответила она, – как дороги бывают для нас спутники нашей юности. Но время летит, и вдруг ты обнаруживаешь, что молодость прошла…
Мне было жаль ее. Джейн так старалась быть покорной женой, помня о трагической участи, постигшей Анну Болейн, и, возможно, размышляя иногда о злосчастной судьбе моей матери. Сама же она была столь же беззащитна, как и любой подданный короля. Ей не хватало твердости и стойкости моей матери и уж подавно – страстного темперамента и хитрости Анны Болейн – тех качеств, которые могли бы пригодиться, если наступят черные дни.
Джейн уже начинала понимать, что все в ее жизни будет зависеть от того, сможет ли она родить сына.
Хоть я и сожалела о своем невольном участии в ее тяжелом разговоре с королем, но все-таки решилась попробовать заступиться и за Елизавету, помня о просьбе Маргарет Брайан.
– Она такая прелестная, умненькая, способная девочка, – говорила я.
Джейн сочувственно меня слушала. Ей хотелось, чтобы Елизавета, так же, как и я, жила при дворе, чтобы во дворце ощущалась теплая семейная атмосфера. Ведь малышка ни в чем не виновата. В глазах Джейн появились слезы, когда я рассказала ей о том, что бедный ребенок лишен самого необходимого, что леди Брайан штопает ее платьице, с ужасом думая о том, что настанет день, когда девочке вообще нечего будет надеть.
– На еду выделяется мизерное пособие, – говорила я, – просто больно смотреть, а ведь она как-никак дочь короля.
Джейн приняла мои слова близко к сердцу.
– Ей надо быть здесь, – сказала она, – и я сделаю это, но чуть позже, потому что пока при короле нельзя даже произнести имя ее матери.
Мне было понятно, в сколь трудном положении находилась Джейн, только что испытавшая на себе всю силу королевского гнева. Можно было представить себе, что произошло бы, если бы речь зашла еще и о Елизавете…
– Конечно, пройдет время, и все изменится, – тихо сказала она, – но сейчас я не решусь заговорить об этом.
С каждым днем она нравилась мне все больше и больше.
Джейн уверяла, что мне необходимо оставаться при дворе. Тем более, что мы подружились, и ей было бы больно расстаться со мной.
Я рада была это слышать. При всей своей кротости Джейн все-таки была королевой и имела какое-то влияние на моего отца. Как же сильно я изменилась, думала я, если даже из дружбы готова извлечь выгоду. Но безотносительно ко всему, она мне просто очень нравилась. Ее нельзя было не любить. Она казалась овечкой, попавшей в стаю волков, которые пока не трогали ее. До поры до времени. И мне хотелось ее защитить.
Я дорожила нашей дружбой и не только из своих корыстных побуждений. Я боялась, что, не дай Бог, наступит такой день, когда и она будет нуждаться в помощи, и тогда я сделаю для нее все, что в моих силах.
А тем временем жизнь при дворе шла своим чередом, Джейн была скромна и приветлива. Мы много времени проводили вместе.
Король одобрительно относился к нашей дружбе, но иногда я цепенела от ужаса – в его взгляде, устремленном на меня, мерцал огонек недоверия.
Джейн не забыла о Елизавете, но считала, что надо еще подождать, пока король «забудет свою жену и тогда иначе будет относиться к дочери».
Я была согласна – Елизавете придется еще подождать. Мне же стоило воспользоваться всем тем, что давала мне вновь обретенная благосклонность короля.
Как-то в конце января Джейн шепнула мне, что, кажется, беременна, но еще не совсем уверена. А в начале марта она уже в этом не сомневалась.
Король был счастлив. Наконец-то у него родится сын, и тогда он сможет сказать себе: Всевышнему было угодно все, что я сделал ради этого.
Он без конца говорил о сыне и приговаривал, хлопая Джейн по животу:
– Молодчина, Джейн! Этот будет первенцем, а там, глядишь, и еще нескольких мне родишь.
Джейн чувствовала себя счастливой, и в то же время ей было страшно. Родит ли она желанного наследника? А если нет? Что тогда?
* * *
Вскоре после Рождества в Лондон для встречи с королем приехал Роберт Аске – лидер бунтарского движения «Паломничество во славу Господа». Король внимательно выслушал его и сказал, что надеется на понимание со стороны тех, кто был недоволен его действиями. Он сообщил, что скоро посетит Йоркшир и, возможно, в Йорке состоится коронация королевы.
Роберт Аске вернулся в свой родной Йоркшир вполне уверенным, что поездка в Лондон принесет свои плоды. Король же вовсе не собирался идти на попятную и возвращать Папе власть над англиканской церковью. Не могло быть речи и о том, чтобы подчиниться вердикту Папы, признававшего законность его брака с моей матерью. Мне кажется, что через Роберта Аске он хотел убедить народ в том, что остался по-прежнему добросердечным, великодушным монархом, надеясь таким путем погасить искры мятежа.
64 
