11 
– Она поблагодарит вас позже, – заверила я.
– Мисс Лей, – Селестина повернулась ко мне с серьезным лицом, – вы должны быть очень бережной с этим ребенком. Она… она совсем недавно… потеряла мать, – губы Селестины задрожали, но она попыталась улыбнуться. – Прошло так мало времени, кажется, эта трагедия произошла только вчера. Она была моей хорошей подругой.
– Понимаю, – ответила я, – я не собираюсь быть с ней слишком строгой, но вижу, что ей нужна твердая рука.
– Будьте к ней повнимательней, мисс Лей, – Селестина подошла ко мне совсем близко и тронула меня за руку. – Дети – такие ранимые существа.
– Я сделаю все, что в моих силах, – пообещала я.
– Желаю вам удачи, – она улыбнулась и повернулась к миссис Полгрей. – Мне пора. Я хочу вернуться засветло.
Миссис Полгрей позвонила и, когда появилась Дейзи, приказала:
– Проводи мисс к ней в комнату, Дейзи. А мисс Элвине ты отнесла молоко и печенье?
– Да, мэм, – последовал ответ.
Я пожелала спокойной ночи Селестине Нэнселлок, которая кивнула мне на прощание, и вышла в сопровождении Дейзи.
В классной за молоком и печеньем сидела Элвина. Когда я подошла и села рядом с ней, она сделала вид, что меня не замечает.
– Элвина, – сказала я, – если мы с тобой хотим поладить, нам надо попытаться понять друг друга. Как ты думаешь?
– А мне какое дело? – грубо бросила она.
– Такое, что если мы поладим, то так для всех будет лучше.
Она пожала плечами:
– А если нет, то вам откажут от места, – продолжала она грубить, – а у меня будет другая гувернантка. Только-то и всего. Какое мне дело!
Она глядела на меня торжествующе, пытаясь показать, что она здесь хозяйка, а я всего лишь прислуга, пусть и более привилегированная. Меня начало трясти. Впервые я поняла, что чувствуют люди, чей хлеб, не говоря уже о масле, зависит от расположения других.
Ее глаза смотрели на меня со злой усмешкой, и мне захотелось влепить ей пощечину.
– И тем не менее, тебе должно быть до этого дело, – заметила я, – потому что жить в ладу и мире с окружающими намного приятнее.
– Подумаешь! Они очень просто могут перестать быть «окружающими»… можно их взять и прогнать.
– И все-таки, если подумать, то придется согласиться, что доброта людей друг к другу самое главное в мире.
Усмехнувшись, она быстро допила молоко.
– А теперь – в кровать, – сказала я и встала из-за стола вместе с ней, но она заявила:
– Я ложусь сама. Я не маленькая.
– Ты, наверно, показалась мне моложе, чем ты есть, потому что тебе надо многому учиться.
Она промолчала, пожав плечами, что, как я потом поняла, было ее любимым жестом.
– Спокойной ночи, – сказала она наконец, как бы отсылая меня.
– Когда ты будешь в постели, я зайду пожелать тебе спокойной ночи.
– Не трудитесь.
– И все же я зайду.
Она направилась к двери в свою комнату, а я повернулась и вышла к себе.
Теперь, когда я поняла, какая передо мной стоит задача, я почувствовала себя угнетенной и подавленной. Мне никогда раньше не приходилось иметь дело с детьми, и они представлялись мне послушными любящими малютками, заботиться о которых настоящее наслаждение. И вот теперь мне придется иметь дело с трудным ребенком. А что, если я не справлюсь? Что происходит с бедными женщинами из хороших семей, если хозяева остаются ими недовольны?
Я могу поехать к Филлиде. И стать одной из тех старых незамужних теток, которые вечно у всех на побегушках и доживают свой век в полной зависимости от родственников. Нет, я всегда была независимой. Мне придется искать себе другое место.
Признаться, я немного испугалась. До встречи с Элвиной мне и в голову не приходило, что можно не справиться с работой. Я постаралась выбросить из головы мысли о том будущем, которое меня ждет, когда придется переходить с места на место и всюду хозяева будут мной недовольны. Какая судьба уготована женщинам, вроде меня, лишенным этого важного качества – привлекательности – и вынужденным бороться с жестоким миром за право выжить?
Еще немного, и я брошусь лицом в подушку и разрыдаюсь, разрыдаюсь от гнева и обиды на жестокую судьбу, отнявшую у меня любящих родителей и не давшую мне почти ничего что требуется в этом мире, чтобы преуспеть.
Представляю, как я появлюсь у постели Элвины с лицом, залитым слезами. Это будет ее триумф! Нет, так нельзя начинать сражение, которое пойдет между нами.
Я стала ходить по комнате, чтобы взять себя в руки и, подойдя к окну, выглянула из него. За подстриженной лужайкой поднимались холмы. Моря видно не было, потому что окна выходили на противоположную сторону, и, вместо моря, сразу за парком начинались холмы.
11 
