18 
Я протянул руку для приветствия. Он пожал ее. Шрамы на костяшках, огрубевшая кожа. Клянусь, он не был офисным сиднем, а если и был, то не всю жизнь.
Я сел. Он открыл кейс и достал блокнот.
— Меня зовут капитан Дуглас, — представился он с неприятной ухмылкой.
— Вас зовут «Капитан»? — спросил я.
Он посмотрел на меня, не понимая, прикалываюсь я или всерьез.
— В лондонской полиции так называется чин выше старшего лейтенанта.
— Честь для меня. Если бы я все еще был ищейкой, я бы отсалютовал.
— Ну… — протянул он озадаченно и с досадой.
— Кто я, вы знаете.
— Конечно. Мне бы хотелось задать вам несколько вопросов, мистер Лоусон, — сказал он так тихо, что я едва расслышал.
— О чем?
— Забудем формальности. Если бы мне было нужно, я бы уже давно арестовал вас, мы бы общались с вами в Белфасте или Лондоне, велась бы запись, кругом адвокаты и все в таком духе, — произнес он со зловещей улыбочкой.
Если он задался целью напугать меня насмерть, это ему вполне удалось. Я скрыл панику за растительностью на лице, засунул руки в карманы халата:
— Начинайте, капитан, я готов.
— Непохоже, мистер Лоусон, что мой визит стал для вас неожиданностью, — выговорил он.
— Да как сказать… А что, преследование в духе полицейских Кистона 10 в течение последних нескольких дней исчерпало себя?
— Да, то есть я предпочитаю приглядывать за подозреваемым какое-то время, прежде чем бросаться в атаку. Но недолго. Необходимое количество информации можно найти только в архивах.
— Что вы имеете в виду под словом «подозреваемый»?
Его лицо расплылось в улыбке. Мерзкой, как трещина в стене сортира.
— Я имею в виду, мистер Лоусон, что вас, по-видимому, не очень удивляет беседа с детективом из Скотленд-Ярда.
— Полагаю, группа дознания Сэмсона?
Он кивнул.
В 1994 году, спустя годы давления ирландского лобби в Америке, британское правительство в Лондоне учредило группу дознания в Королевском ольстерском полицейском управлении Северной Ирландии с целью выяснить три вещи: действительно ли силы полиции были пристрастны по отношению к католикам, правда ли, что во время столкновений с людьми из ИРА действовала установка стрелять на поражение, и, наконец, верно ли, что коррупция достигла небывалых масштабов. Они повесили это все на Джона Сэмсона, помощника старшего констебля лондонской полиции — по сути, аутсайдера, — и предоставили ему полную свободу действий при проверке всех операций КОПУ. Сэмсон взял себе в помощники двадцать офицеров, тоже в основном из столичных. Множество людей из КОПУ были встревожены этим нововведением. Я никогда ни в кого не стрелял, значит, Дуглас относился к отряду по борьбе с коррупцией. Я слышал, что за последние несколько недель Сэмсоновы разыскания зашли в тупик, а вскоре ему предстояло подать предварительный рапорт премьер-министру. Это заставило меня занервничать. Я уселся на свои ладони, чтобы скрыть дрожь.
Дуглас сделал глоток из чашки и отложил в сторону джазовую пластинку, «Кайнд оф Блю» Майлза Дэвиса. Очевидно, не любитель, просто выхватил диск, о котором слышал. На его пальце было обручальное кольцо, на вид ему было лет пятьдесят пять. Подходящий возраст для полковника, значит, попусту звезд с неба не хватает, знает свое дело — опасный тип. Пушка при нем. Выдали. Вон, проглядывает под пиджаком. Дуглас посмотрел на меня в упор. Я еще больше напугался.
— Почему вы ушли из Королевского ольстерского полицейского управления? — спросил он, закуривая и стряхивая пепел в горшок с мамиными цветами.
— Что?
— Шесть славных лет вы были полицейским — и вдруг пакуете чемоданы. Почему вы ушли из КОПУ, мистер Лоусон?
— Ну, как вам сказать, капитан, мне надоело работать в полиции, это не мое. Мне больше не хотелось быть частью господствующей протестантской армии, которую почти все католики воспринимают как орудие репрессий. Мой отец, как вы, возможно, заметили, настроен прогрессивно; я тоже. Я понял, что выбрал неверный путь, и ушел.
— У меня есть ваше досье. Заступили на службу в восемнадцать, стали детективом спустя три года. Вы знаете, что это значит — стать детективом после трех лет службы? В возрасте двадцати одного года, черт вас подери?
— Откуда? Но вы мне сейчас поведаете, — сказал я, пытаясь изобразить безразличие.
— Никто не дослуживается до таких высот в этом возрасте. Никто. Практически небывалый случай.
18 
