очень нудно 
156 
Полностью совпадает топография местности. Вот как она дана в письмах: «Подъезжаем к Иртышу… Тот берег крутой, а сей — отлогий. Сей изгрызен, скользок на вид, противен, растительности ни следа…» «Отлогий берег Иртыша <…> глинист, гол, изгрызен, склизок на вид <…> Белые волны хлещут по глине». «Перед очами моими расстилается громадное озеро, на котором кое-где <…> торчат кустики — это залитые луга». В рассказе этот берег тоже глинистый и отлогий, залитый водой (видны «кусты тальника на воде»; баржа поплыла меж кустов тальника). Другой — высокий и обрывистый. Река не названа, но, как и в очерке, это большая, широкая река, в ней тоже водится «щука и нельма». И тут и там поздняя весна, голые, без зелени берега, лёд и холод. В описании местности одно отличие от реальной география деревня в рассказе на том же берегу реки, что и изба перевозчиков. На самом деле она находилась на другом берегу и от перевоза не была видна.
За день до иртышского эпизода Чехов наблюдал, как жгут траву; описание в очерке начиналось фразой: «По сторонам дороги и вдали на горизонте змееобразные огни: это горит прошлогодняя трава…» Сравнение было использовано в рассказе (см. стр. 42, строки 26–28). Редкое для жителя европейской части России явление — снег в мае — Чехов наблюдал в эти же дни (14 мая). Деталь также была включена в рассказ.
На пароме через Иртыш Чехов так и не переправился — на другой день его перевезли на лодке. В изображении обстановки, техники перевоза, вида баржи и т. п. — узнаются впечатления предыдущей переправы, описанной в письме и очерке; сохранено даже число гребцов (в рассказе кроме татарина и Семена — еще два перевозчика). Ссыльных перевозчиков Чехов видел также на предыдущей переправе; перевоз же, на котором он ночевал, держала артель из местных хозяев-крестьян; ссыльных среди них не было.
Факты двух реальных эпизодов были объединены и использованы для создания одного — художественного — эпизода.
Но совпадают не только реалии. Есть сходство и в общем настроении рассказа с теми чувствами, которые пережил тогда, два года назад, Чехов. «Куда я попал? Где я? Кругом пустыня, тоска; виден голый, угрюмый берег Иртыша…» «Чувствую во всем теле промозглую сырость, а на душе одиночество, слушаю <…> как ревет ветер, и спрашиваю себя: „где я? зачем я здесь?“ (7 мая 1890 г., М. В. Киселевой). Во втором из очерков «По Сибири» Чехов описывает свой сон: «уж снятся мне моя постель, моя комната, снится, что я сижу у себя дома…»
Подобные чувства в рассказе, мотивированные судьбой ссыльного, испытывает главный герой, татарин: «зачем он здесь, в темноте и в сырости…» Ему тоже спится, что «он дома, в Симбирской губернии…» В соответствии с общими чеховскими художественными принципами этих лет изображение окружающего дано через восприятие центрального героя. Но в данном рассказе, очевидно, вследствие его близости к конкретным, реальным, уже не раз описанным эпизодам, сохранилась позиция рассказчика — самостоятельного наблюдателя, например, в эпизоде отплытия парома (см. стр. 48, строки 26–28). Это настроение рассказчика также находит соответствие в том же письме Чехова к Киселевой: «Вам снился часто Божаровский омут; так мне теперь будет сниться Иртыш».
В этих же письмах и очерках находим и людей, чьи черты увидим потом в рассказе «В ссылке» — ссыльных «озорных», бранчливых мужиков-перевозчиков, татар. На протяжении всего пути встречал Чехов и интеллигентных ссыльных, подобных третьему герою рассказа, барину Василию Сергеичу. Большой материал дал и Сахалин — среди ссыльных Чехов видел всех своих будущих героев — и татар, и чиновников, и дворян, и крестьян. Возможно, в образе Семена Толкового использованы некоторые черты старого сахалинского перевозчика — каторжного Красивого («Остров Сахалин», гл. IV) с его философией полной удовлетворенности своим положением: «Жизнь, нечего бога гневить, хорошая. Слава тебе господи!» Как и Красивый, Толковый находится на каторге двадцать два года.
В рассказе много чисто словесных совпадений с очерками «По Сибири» и письмами. В первом очерке Чехов объяснял, что в «Сибири „реветь“ — значит „кричать от боли, плакать, звать на помощь, вообще звать“». «Давай, ваше благородие, реветь», — предлагает автору возница у перевоза. Ср. в рассказе: «Это на той стороне ревут, — сказал старик <…> — Скажи, ревут» (журнальный вариант). Воспроизводятся в рассказе приведенные в очерке ругательства перевозчиков («язви их душу»), некоторые эпитеты, сравнения (например, вёсел с рачьими клешнями).
156 
