— Я всегда милостив к тем, кто радует нас. А теперь, Сюррей, послушаем стихи, о которых так много говорят.
Сюррей с небрежной грацией вышел вперед. Его наряд был продуман до мелочей и великолепием мало отличался от королевского. Его голубой бархатный берет сверкал золотом, а камзол был расшит белыми и голубыми лентами, синие чулки по цвету гармонировали с беретом и камзолом, весь он сиял алмазами и сапфирами. Молодой поэт держал себя с поистине королевским величием; поговаривали, будто бы Сюррей хвалился, что его семья имеет больше прав на престол Англии, чем Тюдоры.
«Если бы только можно было доказать, что Сюррей и вправду говорил это, — подумал король, — эта красивая голова тут же рассталась бы со своими плечами».
— Это небольшое стихотворение, — объявил молодой придворный, — о том, как стать счастливым. Оно понравится вашему величеству.
— Ну что ж, послушаем мудрые советы. Я горю желанием узнать, как обрести счастье в жизни. — Генрих поймал взгляд Катарины и заговорщически улыбнулся ей, отчего она вся задрожала. — Но мне кажется, милорд граф, что вы слишком молоды, чтобы знать это.
Гардинер, сидевший рядом с королем, заметил:
— Молодые, ваше величество, всегда считают себя умнее других. Когда же становятся старше, они уже не так уверены в этом.
Генрих переменил положение ног, застонав и сморщившись от боли.
— Ну, начинайте же, — нетерпеливо произнес он, — прослушаем стихи и покончим с этим.
Сюррей стоял в элегантной позе, держа в одной руке свиток и небрежно положив другую на сверкавший драгоценными камнями камзол.
«Наглый молодой дурак!» — подумал король; он ненавидел его в эту минуту только лишь за то, что Сюррей был одним из самых красивых мужчин при дворе.
Генрих ненавидел всех красивых мужчин, ибо в их окружении особенно остро чувствовал свою старость и немощь. Ему было особенно трудно смириться с этим, ибо в свое время его называли самым красивым принцем христианского мира, который неутомимо предавался всем мужским забавам и был королем, — нет, напомнил он себе, хмуро глядя на Сюррея, тогда еще только будущим королем.
Сюррей начал читать:
В супружестве, я полагаю,
Счастье приносит нам вот что:
Богатство, доставшееся в наследство,
А не погоня за ним, сжигающая все силы.
На чем и зиждется спокойствие души.
Друг — ровня тебе, не завидующий,
Не стремящийся управлять тобой и поучать тебя;
Здоровая жизнь без болезней;
Налаженный быт.
Умеренность в пище, еда простая, без изысков;
Истинная мудрость в сочетании с простотой,
Спокойные ночи, забвенье от забот,
Разум, не одурманенный винными парами.
Абсолютная верность жены,
Которая спит так, что обманывает саму ночь,
Удовлетворенная своим благосостоянием,
Не призывающая смерть и не боящаяся мужа.
Пока поэт читал, король ерзал на стуле, а все присутствующие поражались смелости Сюррея, поскольку он должен был знать, что подобные советы вызовут у короля неприятные воспоминания. Все эти слова о спокойном сне, о здоровье и — что еще лучше — о верных женах! Сюррей просто дурак. С чего это ему вдруг вздумалось дразнить быка — неприятностей захотелось?
Когда Сюррей закончил читать, в комнате воцарилась тишина. Все ждали, когда король выскажет свое мнение, — глупо было бы хвалить стихи, которые, скорее всего, не понравились его величеству. — Браво! — наконец прорычал король. — Размер стиха недурен, Сюррей.
Сюррей низко поклонился.
— Я рад, что мои простые стихи доставили моему всемилостивейшему суверену удовольствие.
— Не такие уж и простые! — вскричал Генрих. — Совсем не простые. — Он огляделся. — А что вы думаете, Гардинер? Епископ должен ценить хорошие стихи. И вы, господин Райотесли? Могу поклясться, что вы слышали достаточно много стихов, чтобы судить об их качестве.
Король знал, что Гардинер всегда скажет то, чего от него ждали.
— Мы слышали стихи вашего величества, сир.
А Райотесли, думавший о том, как возвыситься в глазах короля, и знавший верный путь к его сердцу, добавил:
— Ваше величество задали такой высокий уровень...
Однако нельзя было позволять, чтобы все комплименты исходили только от католиков. Сэр Томас Сеймур перебил Райотесли:
— Стихи показались мне хорошими, но я грубый моряк и плохо разбираюсь в поэзии. Я люблю стихи вашего величества, это правда...