20 
— Возвращается сегодня вечером. Он хочет, чтобы собаки были дома, когда он вернется. Мне кажется, это его единственная компания. Меня бы это не устроило, сам-то я люблю повеселиться, но каждому свое.
— Естественно, — ответила мать не слишком любезно.
— Он мог бы завести себе подружку… вообще-то девушки у него бывают, но ничего постоянного. — Мэтт говорил так, будто для матери все это должно было стать полным откровением. — Конечно, у него всего в избытке, дом — полная чаша, и этот, здесь, и в Лондоне, и девушки липнут к нему, хотят его заарканить, но если говорить, положа руку на сердце, его это не слишком интересует. — Непонятно почему он подмигнул Лизе. — Не настолько, чтобы остепениться, я хочу сказать.
Несмотря на события предыдущей ночи, Лиза не побоялась обнять обеих собак и одарить одну и другую нежным поцелуем в лоснящуюся черную морду. Она немного поплакала, когда их увезли. Спросила мать, нельзя ли им завести собственную собаку.
— Нет, абсолютно исключено. Не проси меня.
— Почему нам нельзя, мама, почему нам нельзя? Я так хочу собаку, я люблю Хайди и Руди, мне очень хочется иметь свою.
— На хотение есть терпение, — с улыбкой сказала мать; говоря это, она не рассердилась и назвала Лизу «Лиззи», что иногда делала, когда бывала довольна ею или нее не слишком разочарована. — Послушай, Лиззи, представляешь, что будет, если мистер Тобайас приедет в Шроув? Это вполне вероятно, ведь здесь его дом… один из его домов. Тогда Хайди и Руди приедут с ним, и что случится с нашей собакой? Они не любят других собак, они нападут на нашу. Они загрызут ее.
Как они загрызли мужчину, чуть было не сказала Лиза, но оставила это замечание при себе. Вместо этого она произнесла:
— А он приедет? Хорошо бы он приехал, потому что тогда у нас будут его собаки и нам не нужно будет заводить свою. Он приедет?
Несколько секунд мать молчала. Потом обняла Лизу и притянула ее к своей юбке.
— Я надеюсь на это, Лиззи, — сказала она, — очень надеюсь. — Но она не улыбнулась и тяжело вздохнула.
На следующий день матери предстояло ехать за покупками. Раз в две недели она ездила в город, чтобы запастись провизией, которой не привозил молочник. Он привозил масло и яйца, овсяную крупу, апельсиновый сок, хлеб и йогурт, а также молоко, но никогда не привозил мяса или рыбу. Пока они не стали сами выращивать овощи, матери приходилось и их в городе покупать. Она покупала фрукты и сыр.
Автобус, на котором она ездила в город в магазины, ходил четыре раза в день, и надо было проделать путь по проселочной дороге, перейти мост и пройти сто ярдов вдоль шоссе до автобусной остановки. Когда мать отправлялась в город, она никогда не брала с собой Лизу. Просто запирала ее в спальне.
Лиза привыкла оставаться одна и мирилась с этим, но не в тот раз. Поначалу она отнеслась спокойно к отъезду матери, уселась на кровати с книжкой и карандашами, стала тянуть из бутылочки апельсиновый сок. Мать дала ей также яблоко, великолепный «голден», потому что английских яблок в июле не бывает. Лиза встала в постели на колени и наблюдала, как мать идет по проселочной дороге к шоссе. Потом она перевела взгляд с отдаленных предметов на место под окном, вспомнила, как лежал мужчина, и собак, и как раздался выстрел. Она начала кричать.
Возможно, она не кричала все полтора часа, пока не было матери. Вероятно, через какое-то время она заснула. Но когда мать вернулась, она опять кричала. Мать сказала:
— Я больше не оставлю тебя, — и долго не оставляла ее одну, хотя, конечно, в один прекрасный день она снова сделала это.
Возможно, в тот же вечер или много дней или недель спустя (в любом случае это было после того, как увезли собак) Лиза играла сама с собой, кочуя между двумя спальнями, после того как ее отправили спать. Она примеряла соломенные шляпки матери, золотистую с белой лентой и коричневую с кремовым шарфом, повязанным вокруг тульи, она гладила замшевые туфельки матери, внутри которых находились предметы, называвшиеся непонятным словом «распорки». Когда ей наскучили эти игры, Лиза заглянула в шкатулку с драгоценностями.
Одну пару золотых сережек мать надела, так же как и перламутровую брошь, и этих вещей там, конечно, не было. Лиза повесила себе на шею нефритовые бусы, засунула в волосы гребень со сверкающими камешками и полюбовалась в зеркало на результаты своих трудов. Она вынула деревянную брошь и увидела под ней золотое кольцо.
20 
