очень нудно 
41 
Тритоны и карасики боялись теперь его и близко не подпускали к себе. Да ему достаточно было и улиток: он съедал их вместе с домиками, и панцирь его только креп от такой пищи.
Но вода в пруду была гнилая, затхлая. И его по-прежнему тянуло туда, где раки зимуют.
Раз вечером начался дождь. Он лил всю ночь, и к утру вода в пруду поднялась, вышла из берегов. Струя подхватила рака и понесла его прочь из пруда, ткнула в какой-то пень, подхватила опять и бросила в канаву.
Рак обрадовался, расправил широкий хвост, захлопал им по воде и задом-задом, как ползал, поплыл.
Но дождь кончился, канава обмелела — плыть стало неудобно. Рак пополз.
Полз он долго. Днём отдыхал, а ночью снова отправлялся в путь. Первая канава свернула во вторую, вторая — в третью, третья — в четвёртую, а он всё пятился-пятился, полз-полз, — и всё никак не мог никуда приползти, выбраться из ста канав.
На десятый день пути он забрался, голодный, под какую-то корягу и стал ждать, не поползёт ли мимо улитка, не проплывёт ли рыбка или лягушка.
Вот сидит он под корягой и слышит: бултых! Что-то тяжёлое упало с берега в канаву.
И видит рак: плывёт к нему мордастый зверь с усами, с короткими лапами, а ростом с котёнка.
В другое время рак испугался бы, попятился от такого зверюги. Но голод — не тётка. Чем-нибудь надо брюхо набить.
Пропустил рак зверя мимо себя, да хвать его клешнёй за толстый волосатый хвост! Думал, отрежет, как ножницами. Да не тут-то было. Зверь — а это была водяная крыса — как рванёт, и легче птички вылетел рак из-под коряги. Метнула крыса хвостом в другую сторону — крак! — и переломилась рачья клешня пополам.
Упал рак на дно и лежит. А крыса дальше поплыла с его клешнёй на хвосте. Спасибо ещё — не хватила рака своими страшными зубами: не помог бы ему и крепкий панцирь.
Пополз рак дальше с одной клешнёй.
Нашёл водоросли и поел их. Потом попал в ил. Рак засунул в него свои лапки-вилки и давай ими шарить. Левая задняя лапка нащупала и схватила в иле червяка. Из лапки в лапку, из лапки в лапку, из лапки в лапку — отправил рак червяка себе в рот.
Подкрепился и пополз дальше.
Целый месяц уже длилось путешествие по канавам, когда рак вдруг почувствовал себя плохо, так плохо, что не мог ползти дальше: и стал он хвостом песок в берегу ворошить, рыть. Только успел вырыть себе норку в песке, как начало его корчить.
Рак линял. Он упал на спину, хвост его то разжимался, то сжимался, усы дёргались. Потом он разом вытянулся — панцирь его лопнул на животе, — и из него полезло розовато-коричневатое тело. Тут рак сильно дёрнул хвостом — и выскочил сам из себя. Мёртвый усатый панцирь выпал из пещерки. Он был пустой, лёгкий. Сильным течением его поволокло по дну, подняло, понесло.
А в глиняной пещерке остался лежать живой рак — такой мягкий и беспомощный теперь, что даже улитка могла бы, казалось, проткнуть его своими рожками.
День проходил за днём, он всё лежал без движения. Понемногу тело его стало твердеть, снова покрываться жёстким панцирем. Только теперь панцирь был уже не чёрный, а красно-коричневый.
И вот — чудо: оторванная крысой клешня быстро начала отрастать заново.
Рак вылез из норки и с новыми силами отправился в путь — туда, где раки зимуют.
Из канавы в канаву, из ручья в ручей полз терпеливый рак. Панцирь его чернел. Дни становились короче, шли дожди, на воде плавали лёгкие золотые челночки — облетевшие с деревьев листья. По ночам вода подёргивалась хрупким ледком.
Ручей вливался в ручей, ручей бежал к реке.
Плыл-плыл по ручьям терпеливый рак — и, наконец, попал в широкую реку с глиняными берегами.
В крутых берегах под водой — в несколько этажей пещерки, как гнёзда ласточек вверху над водой, в обрыве. И из каждой пещерки рак глядит, шевелит усами, грозит клешнёй. Целый рачий город.
Обрадовался рак-путешественник. Нашёл в берегу свободное местечко и вырыл себе уютную-уютную норку-пещерку. Наелся поплотней и залёг зимовать, как медведь в берлоге.
Да уж и пора было: снег падал, и вода замёрзла.
Заткнул рак вход в пещерку своей большой клешнёй, — поди-ка сунься к нему!
И заснул.
Так и все раки зимуют.
КРАСНАЯ ГОРКА
Чик был молодой красноголовый воробей. Когда ему исполнился год от рождения, он женился на Чирике и решил зажить своим домком.
— Чик, — сказала Чирика на воробьином языке, — Чик, а где же мы устроим себе гнездо? Ведь все дупла в нашем саду уже заняты.
41 
