5 
— Не ходи, — ответил Генрих. — Не надо.
Флеретта обрадовалась, успокоилась и прижалась к нему, думая о ребенке. Отец простит ее; одно дело родить от принца, другое от слуги, как вполне могло бы случиться.
Она подумала о доме, где ее любовник провел первые месяцы жизни с приемной матерью, крестьянкой Жанной Фуршад. Над дверью там надпись: «Sauve-garde du Roy». [2] Эти слова появились, когда принц был младенцем, и остались, к вящей славе Фуршадов, дабы соседи не забывали, что одна из них вскармливала будущего короля. Как они важничают! Старая Жанна до сих пор держится королевой. «Принц Генрих сосал мое молоко, — напоминает она тем, кто, по ее мнению, мог об этом забыть. — Я помогла принцу стать таким, какой он есть».
И она, маленькая Флеретта, дочь садовника, с гордостью будет носить ребенка будущего короля. Хорошо б у него был такой же длинный нос, заостренный подбородок, густые черные волосы, чтобы все сразу могли догадаться, кто его отец.
Насколько почетнее родить сына будущего короля, чем вскармливать его грудью!
— Монсеньор, монсеньор!
Звали Генриха, прервав ее приятные мысли о будущем. Ла Гошери послал слугу на поиски принца. Тот прямиком отправился в садик, окликая Генриха лишь затем, чтобы не застать его в слишком уж откровенной позе.
Генрих продолжал лежать на траве. Он догадывался, что его вызывает мать, и уже придумывал оправдания: «А мой дед? А брат твоей матери? Я был любовником одной, а они сотен женщин!»
Все же перед матерью принц испытывал легкий трепет. И поймал себя на том, что думает, как бы ее задобрить. Никто больше не мог бы внушить ему такого намерения.
Встав у ворот садика, слуга поклонился принцу, в упор не замечая лежащую рядом с ним Флеретту.
— Монсеньор, королева немедленно требует вас к себе.
Генрих кивнул с легким демонстративным зевком, поднялся и пошел во дворец.
Жанна, королева Наваррская, внимательно посмотрела на входившего сына. От ее сурового взгляда не укрылось благодушное довольство только что утолившего похоть человека. Оно было прекрасно знакомо ей — ее отец, муж и дядя были, наверно, самыми распутными людьми в королевстве. Нет, возразила она себе с душевной болью, Антуан не был распутным. Просто слабым, и они подолгу жили в разлуке. Это другое дело.
И теперь еще этот мальчишка — ему только пятнадцать, а он уже связался с женщиной!
Но все же это лучше, чем быть немощным. Наваррская королева содрогнулась, вспомнив Карла IX, нынешнего короля Франции, лицо которого так легко искажалось от бешенства; она не раз видела эти приступы и сомневалась, что Карл доживет до зрелых лет. Его старший брат, Франциск II, умер, не достигнув двадцати. И хоть другой Генрих, герцог Анжуйский, [3] которому еще предстоит занять престол вслед за Карлом, здоровее своих братьев, гордиться таким сыном ей было бы стыдно. Жанне не хотелось, чтобы ее Генрих обливался духами, натирался благовониями, как герцог Анжуйский, щеголяя перед друзьями-сверстниками в изящных нарядах, и вертел головой, заставляя искриться серьги в ушах. На ее взгляд, это отвратительно. Лучше уж связь с дочерью садовника.
— Итак, мой сын? — спросила Жанна.
Генрих поцеловал ей руку и, подняв голову, озорно блеснул глазами. Он, конечно, понял, зачем его вызвала мать. Сейчас он начнет оправдываться и станет поразительно похожим на своего отца. Она, гордящаяся своей суровостью, будет тронута, а ей этого не хотелось. Окруженной врагами королеве нельзя давать воли своим чувствам.
— Мама, ты посылала за мной?
— Да, мой сын, и думаю, ты знаешь почему.
— Причин может быть несколько.
Неотесанный, вглядывалась в сына Жанна. Его неуместный юмор вечно проявляется в неподходящее время. Повлиять на него невозможно — таков был вердикт французского двора. Детям Екатерины Медичи это не удалось, хоть они и называли Генриха простолюдином, горным козлом, беарнской канальей, хоть и осуждали его небрежную манеру одеваться, его это совершенно не трогало.
Грубить ей Генрих не собирается, но лишь по той причине, что она его мать, которую он уважает и, возможно, любит; то, что она королева, здесь ни при чем. Да и вообще все это его тоже не особенно трогает.
— Очень жаль слышать.
Опять эта благодушная улыбка.
— И все же ты ожидала этого от внука своего отца.
— Нельзя винить других в собственных недостатках, мой сын. Если ты унаследовал какой-то порок, то должен подавить его в себе, преодолеть.
5 
