очень нудно 
40 
«Может, он один из налетчиков? — подумал Фрол. — Такому зарезать — раз плюнуть».
Дойдя до двери, он невольно оглянулся. Перед объективом его фотокамеры прошло много лиц — красивых, уродливых, загадочных, но в этом человеке было нечто такое, чего Фрол не видел ранее: сильный и загорелый, он походил на мертвеца, из которого словно бы вынули душу. «Робот», — определил Фрол и поспешил на улицу.
У противоположного от кафе тротуара стояла красная «девятка» с тонированными стеклами и антенной на крыше.
Фрол похолодел. Чувствуя, как слабеют колени, поплелся по улице. Страх мешал ему оглянуться, о том, чтобы ехать на Главпочтамт, не могло быть и речи.
«Они меня не оставят, — понял Фрол. — Они не могут знать, что существует пленка, но им вполне достаточно того, что существую я — живой свидетель убийства. Что делать?»
Кажется, за ним никто не шел, и «девятка» осталась стоять за углом. Пройдя пару кварталов, Фрол вскочил в троллейбус, вышел на Академической, посидел на скамейке у большого садового пруда, купил в универсаме колбасы, маленькую бутылочку «Смирновки», кофе, беспрестанно проверяя в отражениях витрин и зеркалах автомобилей, не идут ли за ним. Кажется, никого не было, хотя на людных улицах в час пик он определенно не сумел бы заметить «хвост» и отдавал себе в этом отчет; идти же по безлюдной аллее Тимирязевского парка просто не рискнул, сел в троллейбус и вернулся домой.
«У страха глаза велики», — решил он, не обнаружив «девятки», но в дом все же входить не стал — закурил и, только когда появились знакомые соседи с третьего этажа, поднялся в свою квартиру вместе с ними.
Он выпил полстакана водки, не закусывая, но нервы были напряжены, и желанного успокоения не наступило. Никогда прежде он не нуждался в чьем-то участии, но вдруг оказалось, что обратиться не к кому. Были, впрочем, близкие люди — сестра и жена Инга, с которой он разошелся по-хорошему, без скандалов и упреков; первая могла приютить на время, хотя жила в однокомнатной квартире с мужем и двумя детьми, вторая не отказала бы в деньгах, но и только. Фрол давно не звонил ей, по его данным, она собиралась замуж. Он перенес телефон на длинном шнуре в кухню, набрал номер Инги. Снова что-то пискнуло и зашелестело перед тем, как раздались гудки, и, когда уже в трубке послышался голос Инги на автоответчике, Фрол швырнул трубку на рычаги и отдернул руку, словно прикоснулся к ядовитой змее.
«Прослушивают! — осенило его. — Определенно прослушивают!.. Кто?.. Менты не могут, нет, они не имеют права… На это нужна санкция прокурора… Я не подозреваемый, мне никто не предъявлял никакого обвинения!..»
Он снял с плиты пронзительно свистевший чайник, заварил крепкий кофе, добавив в джезву рюмку водки. Потом выдернул из телефонной розетки вилку и стал разбирать аппарат при помощи отвертки и ножа, раскладывая на столе блоки и детали, но ничего «лишнего» — во всяком случае, такого, что выходило бы за рамки его знаний о телефонных устройствах, — внутри не нашел: «Очень глупо… Мальчишество какое-то… Если они захотят, подключатся к распределительному щиту». Фрол собрал аппарат, потратив в общей сложности час времени, проверил его работу. Все нормально. Только вот эти подозрительные паузы и сигналы оставались. Значит, звонить Валентине и Инге не следовало.
Он прогрел кипятком чашку, вылил в нее содержимое джезвы и, обжигаясь, мелкими глотками выпил до дна вместе с осадком. Помогало с похмелья, помогло и сейчас — усталость отступила. Фрол запер дверь на оба замка, только сейчас заметив, что замки остались прежними, но врезаны в деревянную неокрашенную вставку. Видимо, поработал жэковский слесарь. Он взял в туалете металлический совок и, подсунув под дверную ручку, завел трубчатый черенок за раму — станут ломиться, так хоть упадет и загремит.
Почему-то казалось, что вот-вот кто-то позвонит, и этим кем-то будет Нинка Рудинская, и все утрясется — не может же быть так, чтобы эта неопределенность длилась вечно. Когда окончательно стемнело, Фрол отправился на кухню и стал есть, в надежде, что сытого одолеет сон. Завтра должен быть последний рывок, во всяком случае, пленка будет у него, он отпечатает фотографии, увеличит их, несколько экземпляров рассует по надежным точкам — в редакцию, в камеру хранения, Инге, Валентине и, если не объявится Нинка, — Протопопову. Только не сразу, конечно: нужно запечатать их в конверты и написать адреса, а там ждать — авось все образуется, утихнет, и тогда можно будет предъявить лесным охотникам за человеческими душами иск по полной программе.
40 
