15 
Беда никогда не приходит одна. Где-то в феврале бабушка подхватила простуду; она редко болела, так что первые дни мы не обращали внимания, но как-то ночью меня разбудил ее кашель. Я слезла с полки и дала ей немного приготовленного ею сиропа. От него ей на время полегчало, но совсем кашель не прошел, и через несколько ночей я услышала, как она что-то говорит, а подойдя к бабушке, с ужасом поняла, что она меня не узнает. Она называла меня Педро.
Я испугалась, что она может умереть, раз ей так плохо. Всю ночь я просидела с ней рядом, а к утру горячка у нее прошла. Когда бабушка нашла в себе силы сказать мне, из каких трав приготовить ей отвар, у меня стало чуть легче на душе. Три недели я ухаживала за ней, выполняя ее указания, и постепенно она пошла на поправку. Бабушка могла уже ходить до домику, но стоило ей выйти наружу, как кашель начался снова, так что я заставила ее сидеть дома. Я собрала ей кое-какие травки и приготовила из них отвары, но для многих трав требовалось особое бабушкино умение. Теперь не многие ходили к ней за советом. Люди беднели, беднели и мы. А потом я слышала, как многие начали сомневаться в силах бабушки Би. Себя-то ведь она вылечить не смогла! И мальчишка у нее остался хромой, а ведь всего лишь с дерева упал! Похоже, не такая уж кудесница эта бабушка Би.
Лакомые кусочки свинины обходили нас теперь стороной. Благодарные посетители не оставляли больше у нашего порога мешки с картошкой или с бобами. Приходилось экономить, чтоб поесть два раза в день.
Мука у нас была, и я пекла хлебцы в старой глиняной печи; они у меня вкусные получались. Еще у нас была коза; она давала молоко, но мы не могли ее как следует накормить, и она стала давать меньше молока.
Как-то за завтраком я заговорила с бабушкой о том, что пришло мне в голову этой ночью.
Мы сидели втроем за столом, а перед нами стояли миски с кушаньем, которое мы называли «голубое небо с утопленниками» — в ту зиму оно частенько бывало у нас на столе. Оно состояло из воды, подкрашенной снятым молоком, которое мы покупали по дешевке у фермера; забеленную таким образом воду кипятили и крошили туда кусочки хлеба. Жидкость получалась голубоватого оттенка, а хлеб всегда тонул, опускаясь на дно миски, — вот мы так и прозвали это блюдо.
— Бабушка, — сказала я, — пора мне что-нибудь приносить в дом.
Она отрицательно покачала головой, но я заметила грустное выражение ее глаз. Мне было почти тринадцать. Где это слыхано, чтобы девочка моих лет, не будь она внучкой бабушки Би, жила в праздности, словно леди? Бабушка знала, что надо что-то делать. Джо помочь ничем не мог, но я-то была здоровой и сильной.
— Мы об этом подумаем, — сказала она.
— Я уже подумала.
— И что? — спросила она. — Чего надумала?
Вопрос нелегкий. Можно было пойти на ферму к Пенгастеру и спросить, не нужен ли ему кто ходить за скотиной или на кухню. Так ведь если б ему нужно было, то от желающих бы отбою не было! А куда еще? В какой-нибудь дом к благородным? Сама мысль об этом была мне ненавистна. Вся моя гордость восставала, но я знала, что так надо.
— Это, может, только на время, — сказала бабушка. — К лету я встану как следует на ноги.
Я старалась не смотреть на бабушку, чтоб не признаться ей, что по мне лучше с голоду помирать, чем пойти на такую работу. Но надо было считаться не только с собой, а и с Джо, перенесшим такое несчастье, и с самой бабушкой. Если я пойду работать, они могут поделить между собой мою долю «голубого неба с утопленниками», мою долю картошки и ветчины.
— Пойду наниматься на Трелинкетскую ярмарку на той неделе, — твердо сказала я.
Трелинкетская ярмарка проводилась дважды в год в поселке Трелинкет — в двух милях от Сент-Ларнстона. Мы втроем — бабушка, Джо и я — раньше всегда туда ходили. Для нас это было праздником. Бабушка особо тщательно укладывала свои волосы, и мы гордо шли сквозь толпу. Она всегда брала с собой свои снадобья и предлагала лоточнику, который с готовностью брал все, что бабушка ему приносила. А после она покупала нам по имбирному прянику или еще какой-нибудь гостинец. Но в этом году продавать нам было нечего, да и Джо не одолел бы двух миль. Все переменилось.
Я пошла туда одна, со свинцовым сердцем и уязвленной гордостью. Сколько раз, проходя по ярмарке вместе с бабушкой и еще здоровым Джо, смотрела я на этих мужчин и женщин, стоявших на помосте для найма, и радовалась, что меня нет среди них. Мне казалось последней степенью падения предлагать себя. Словно на невольничьем рынке. Но это было необходимо, если хочешь получить работу, потому что наниматели приходили на ярмарку приглядеть себе подходящую прислугу. И вот сегодня и должна занять свое место среди прочих.
15 
