28 
Он взял руку Марго и пожал ее.
— Я вижу, что мы понимаем друг друга, моя дорогая жена.
Свечи оплывали; Марго пробормотала:
— Это — большое утешение.
— Возможны и другие утешения, — отозвался он.
Она помолчала; Генрих склонился над Марго и поцеловал ее.
— Я бы этого не хотела, — сказала она.
— Поверь мне, это всего лишь требование этикета.
Марго засмеялась.
— Несколько свечей уже погасли, — заметила она. — В полумраке ты выглядишь иначе.
— Ты тоже, любовь моя.
Они помолчали, потом Генрих приблизился к девушке.
— Если я соглашусь, то лишь потому, что мы — король и королева и этикет налагает на нас определенные обязательства, — сказала Марго.
— Что касается меня, — отведал Генрих, — то я считаю невежливым, лежа в постели с дамой, сопротивляться… требованиям галантности. Ты меня понимаешь?
Она отодвинулась от него, но он крепко обнял ее.
— Галантность Беарна и французский этикет… вместе они неотразимы, любовь моя, — прошептал Генрих.
ГЛАВА ВТОРАЯ
В Лувре продолжались балы и маскарады. За его стенами простые люди собирались в группы. Они смотрели на освещенные окна и говорили: «Что это значит? Гугеноты и католики танцуют вместе; они поют; смотрят одни и те же турниры. Они празднуют вместе… Что это значит?»
Стояли жаркие дни; ветер стих. С наступлением темноты на небе появлялись яркие звезды; всю ночь над городом разносились звуки празднества. Люди танцевали на улицах; устав, они ложились на мостовую, поскольку Париж не располагал кровом для всех гостей. Несмотря на всеобщее веселье, каждый человек ощущал фальшь и некоторую нереальность происходящего.
Меньше всех беспокоилась молодая жена. Она танцевала неистово, казалась более очаровательной и соблазнительной, чем обычно; Марго наслаждалась своей ролью, она была слишком поглощена личными делами, чтобы замечать что-либо вокруг себя.
Она была самой очаровательной танцовщицей в балете, придуманном Генрихом де Гизом и его двумя братьями и сестрой для развлечения двора. Они назвали его «Тайной трех Миров»; это была блестящая аллегория, полная иронии и вызова их врагам Генрих Наваррский и другой Генрих, принц Конде, одетые в рыцарские доспехи, входили в рай и обнаруживали там прекрасных нимф — молодую жену Маргариту и Шалотту де Сов. Они танцевали под аплодисменты зрителей; балет этим не закончился — совершенно неожиданно появились король и его брат, герцог Анжуйский, одетые еще роскошнее, чем Наваррец и Конде. Между четырьмя рыцарями завязалась потешная битва Наваррец и Конде поняли, что должны проиграть ее, поскольку никто — даже в спектакле — не может одержать верх над королем Франции. Наваррец и Конде потеряли женщин; придворные в костюмах чертей принялись насмехаться над Генрихом Наваррским и Конде; занавес разошелся, за ним колыхал большой костер. Все поняли, что лидеры гугенотов изгнаны в ад.
Католики хлопали неистово; король и герцог Анжуйский танцевали с дамами, в то время как «черти» неистово плясали вокруг растерянных Генриха Наваррского и Конде, подталкивая их к пламени.
Смущенные гугеноты наблюдали за сценой молча. Только король Наварры явно получал удовольствие, распутничая в аду и пытаясь снова пробиться в рай. Ему почти удалось отбить мадам де Сов у герцога Анжуйского и утащить ее с собой в ад.
Позже, танцуя с Генрихом де Гизом, Марго сказала ему:
— Ты портишь праздник таким маскарадом.
— Нет, — ответил Гиз, — все получили удовольствие.
— Католики смеялись, но гугеноты были смущены.
— Тогда, возможно, они изменят свое поведение, прежде чем на самом деле попадут в ад.
— Я бы хотела, чтобы ты умерил свой фанатизм. Фанатизм — это глупость, безумие.
Он пристально посмотрел на Марго.
— Кто наставляет тебя?
— Никто. К чьему голосу, по-твоему, я бы прислушалась? Меня тошнит от вражды между католиками и гугенотами.
— Еще недавно ты была убежденной католичкой. Тебя изменил твой брак?
— Я по-прежнему убежденная католичка; мой брак совсем не повлиял на меня.
— Ты уверена в этом? Мне кажется, что ты смотришь на своего мужа без прежнего отвращения.
— Какая была бы от этого польза, если я вышла за него замуж? Ты ревнуешь?
— Безумно. Какие чувства, по-твоему, я испытывал в эти дни и ночи?
— О! — вздохнула Марго. — Когда я видела тебя, я забывала обо всем.
— Знаю.
— Генрих, сделай кое-что для меня.
28 
