очень нудно 
67 
Это было весьма тягостное путешествие. Анжу боялся входить в города; он страдал от отсутствия комфорта. Он тосковал по своей очаровательной любовнице, по парижской роскоши и удобствам.
— Куда мы едем? — жаловался он. — В чужую страну. Как я смогу жить среди дикарей? Моя мать обещала, что я покидаю дом ненадолго, но как она сможет этого добиться? Мой брат больше не считается с ней. Как бесцеремонно он бросил нас в дороге! Она не имеет теперь над ним власти. Карл боится меня… поэтому я выдворен из Парижа. Возможно, навсегда.
Но несчастного Анжу ждали еще большие потрясения. Курфюрст принял его весьма любезно; этот человек не мог поступить иначе, поскольку сейчас он не воевал с Францией; но Анжу, помня о том, как его встречали французские беженцы и некоторые местные жители этой протестантской страны, желал только одного — поскорей попасть в Польшу.
— Ваше появление — большая честь для нас, — сказал курфюрст, но он держался так, словно не очень-то дорожил этой честью. Курфюрст и его соотечественники, одетые крайне просто, заставили Анжу смутиться и показаться себе смешным, чего никогда не случалось дома. Развлекая гостя и демонстрируя ему свое почтение, эти люди давали понять Анжу, что они постоянно помнят о дне Святого Варфоломея и считают нового короля Польши виновным в кровопролитии.
Когда банкет, устроенный в честь Анжу, завершился, сам курфюрст провел гостя в отведенную ему комнату. Она была тускло освещена; когда Анжу остался наедине с несколькими приближенными, он заменит фрески. Взяв свечу, чтобы рассмотреть их тщательней, Анжу вскрикнул от ужаса и едва не уронил подсвечник. Он увидел изображение парижской площади, заваленной громоздившимися друг на друга трупами. На первом плане выделялось обезглавленное тело. На лицах людей — мужчин и женщин с белыми крестами на шляпах — были зловещие улыбки.
Анжу вздрогнул и отвернулся, но его взгляд тотчас упал на другую фреску. Там тоже был изображен Париж, охваченный еще более страшным кошмаром.
На третьей фреске Анжу увидел чудовищные сцены, происходившие на фоне панорамы Лиона, на четвертой был изображен объятый безумием Руан. Все четыре стены комнаты были расписаны сценами варфоломеевской резни, причем это было сделано так реалистично, убедительно, что Анжу не мог избавиться от эффекта своего личного присутствия на этих улицах, среди продолжающихся зверств.
Он повернулся к своим молодым людям, но они были потрясены не меньше, чем Анжу, и не могли успокоить его.
— Что с нами собираются сделать? — шептали они.
— Нас хотят запугать! — сказал Анжу. Дать нам понять, что они все помнят. Если это все, мы не пострадаем.
Он бросился на кровать, но ему не хотелось спать. Он приказал потушить все свечи, но в темноте сцены на фресках показались особенно впечатляющими, потому что воображение и память рисовали еще более ужасные картины, чем созданные превосходным художником, нанятым курфюрстам для того, чтобы смутить ненавистного ему гостя.
— Зажгите свечи! — крикнул Анжу. — Я не выношу темноту. Сколько часов осталось до утра?
Он знал, что ему еще предстоит прожить в этом проклятом месте немало часов, прежде чем он покинет его.
Анжу не мог оторвать взгляда от картин.
— Мне кажется, что я там… в Париже… смотрю на это… вижу все. О мои друзья, все было еще ужаснее. Как натурально выглядит кровь на фресках! Сколько ее мы пролили в Париже! Это никогда не забудется.
Друзья Анжу заверили его в том, что он не виновен в происшедшем. «Ответственность лежит на других. Вы не могли предотвратить трагедию».
Но если Анжу недоставало мужества, то он обладал развитым воображением; эти картины пробуждали воспоминания, лишавшие его душевного покоя. Он не заснул в ту ночь. Он ворочался на кровати с боку на бок, просил друзей тоже не спать, разговаривать с ним, развлекать его. Он заставлял их гасить свечи, потом велел снова зажечь их. Он не мог понять, что перед ним — фрески или плоды воображения, ожившие в темноте.
За несколько часов до рассвета Анжу встал с кровати.
— Не могу успокоиться, — сказал он, — и вряд ли смогу, если не опишу события той ночи. Мир должен знать. Я составлю признание, исповедь. Я не стану оправдывать себя, я виновен не меньше других в этом преступлении. Я напишу все сейчас. Я не могу откладывать это.
Когда ему принесли письменные принадлежности, он взял горящую свечу и открыл дверь маленького кабинета.
67 
