4 
Но тут началось самое худшее. Губы старика прижались к губам ребенка. Это и было самое плохое…
Дофин зарыдал:
– Матушка… Матушка…
Мадам де Вантадур стояла у ложа умирающего монарха, в чьей власти находилась ее жизнь, и была готова на все, лишь бы не причинили горе ее любимому ребенку.
Она схватила его на руки, и мальчик, обхватив ее за шею, зарылся лицом в волосы… Любимая, хорошо пахнущая матушка, единственный островок безопасности в этом страшном мире.
Герцогиня бросила на короля умоляющий взгляд.
– Мадам, – проговорил с трудом умирающий король. – Отведите дофина в его комнату.
Король медленно сел в постели. Весь двор восхищался тем, как он готовился к смерти.
Раскаиваясь в ошибках прошлого, великий монарх хотел, уходя в мир иной, оставить государство в полном порядке. Он понимал, что, хотя и прославил страну, приведя Францию к золотому веку, теперь страна погрязла в долгах, а население сократилось и обнищало. Это результат войн. Он слишком поздно понял, что даже победные войны приносят больше зла, чем славы. Старые налоги росли, были введены новые, например подушная подать. Когда он ездил по стране и восхищался выстроенными по его приказу чудесными зданиями, то видел в них не только великолепие своего архитектурного вкуса, но и расточительство, которое не должен был позволять, делая невыносимой долю страдающего долгие годы народа.
Он слишком поздно осознал свои ошибки и теперь изо всех сил старался исправить их. Франции нужен был правитель столь же сильный, как он во время расцвета правления. А что было у Франции? Мальчишка пяти лет.
Какая беда выпала на долю страны! Его сын умер от оспы. Сын великого дофина, герцог Бургундский, умер, как говорили, от разрыва сердца шестью днями позднее своей жены, скончавшейся от кори, – о сильной привязанности герцога к ней было известно каждому во Франции. Их старший сын, пятилетний герцог Бретани, умер в тот же год, оставив своего младшего брата дофином Франции. Словно какое-то страшное проклятие уничтожало правителей Франции!
Мальчишка пяти лет станет королем Франции! Но времени на сожаления нет, нужно действовать, и действовать быстро. Что же он мог? Дать совет своим министрам. Когда он был здоров, его слово было законом, но где гарантия, что таким оно останется и после его смерти?
Король отложил шкатулку с документами и призвал к себе самых важных людей Франции.
Он молча смерил их взглядом, думая о тех двух, кому собирался доверить самые важные дела в государстве: о герцоге Орлеанском и герцоге Майенском. Герцог Орлеанский рассудителен. До совершеннолетия Людовика он станет его регентом. Герцога Майенского, сына короля и мадам де Монтеспан, необходимо объявить законнорожденным. Он человек достойный уважения, религиозный и хороший семьянин – ему предстоит отвечать за воспитание молодого короля.
Глаза старого короля тускнели, но он, приподнявшись, обратился к собравшимся:
– Друзья мои, помню все услуги, оказанные вами, и сожалею, что не отблагодарил вас по заслугам. Прошу вас, служите дофину так, как вы служили мне. Помните, ему всего пять лет. Я хорошо помню все те трудности, которые возникли передо мной, когда я унаследовал трон в столь же раннем возрасте. Пусть между вами будет согласие, и тогда я могу быть спокоен за страну. Я молюсь, чтобы он стал хорошим правителем, а вы служили ему и иногда вспоминали обо мне.
Многие из тех, кто стоял вокруг постели, плакали.
– Мне осталось жить лишь несколько часов, – продолжал Людовик. – Я чувствую, что смерть близка. Племянник, назначаю тебя регентом. А тебя, сын мой, прошу обеспечить ребенку хорошее образование. Напоминаю вам, что он еще такой маленький. Настаиваю, чтобы до достижения семи лет он продолжал жить со своей гувернанткой, к которой, как мы все видели, он столь сильно привязан. Потом ребенка надлежит отобрать у мадам де Вантадур и обучать его, как короля. Господа, я прощаюсь с вами. Ваш король на пороге могилы, а наследник трона только что покинул колыбель. Исполните свой долг перед страной. Да здравствует Франция!
Большего король сделать не мог. Наступала ночь, и никто не был уверен, что он увидит следующий день. Послали за священниками, и те всю ночь простояли у королевского ложа.
Король молился и готовился умереть.
– О Господи, – шептал он, – помоги же мне скорее.
Когда лучи утреннего солнца первого дня сентября осветили богатые, украшенные золотом покои, придворные, собравшиеся вокруг постели умирающего короля, услышали слабый хрип, вырвавшийся из его горла. Они многозначительно переглянулись, и в их взглядах читалось: «Час… может, два…»
4 
