Последние отзывы

  78  

Карл никогда не попрекал меня моей верой и не принуждал отступиться от нее. Я молилась в католическом храме, хотя и знала, что многие осуждают меня за это. Протестантские священники наверняка гневно обличали бы меня в своих страстных проповедях, если бы Карл строго-настрого не запретил им этого. Вдобавок палата общин потребовала, чтобы в Англии было начато гонение на арминианцев. Эти люди восприняли учение некоего голландца Якоба Арминия, который выступал против многих постулатов кальвинизма. Карл не желал религиозных раздоров в своей стране и потому отказал парламенту. Тогда выборщики заявили, что ни за что не согласятся с королем и не утвердят новые корабельные пошлины. Мой муж был этим очень рассержен, потому что надеялся пополнить с их помощью государственную казну. Он распустил парламент и в течение целых одиннадцати лет правил страной единолично.

Господи, как же я была непрозорлива! Почему я не предостерегла его, почему не заметила туч, собирающихся на горизонте и грозящих нам страшными бурями?!

Когда король приехал в Шотландию, чтобы короноваться, он по своему обыкновению поступил так, как ему хотелось, и не счел нужным прислушаться к ропоту недовольства. Церемония была очень пышная и торжественная, что не могло не раздражать пресвитериан-шотландцев. На епископах были нарядные белые одежды, расшитые золотом, а обуты они были в голубые шелковые башмаки. Мало того: стол для причащения напоминал алтарь, и позади него было полотнище с изображением распятия.

Шотландцы сочли это идолопоклонством и открыто возмущались тем, как прошла коронация. Карл был даже вынужден собрать в Эдинбурге парламент, и на первом же его заседании пресвитериане принялись обвинять короля и заявили, что роскошные епископские облачения оскверняют чувства верующих.

Большая часть членов парламента поддержала эти обвинения, но Карл, уверенный в своей правоте, приказал одному из приближенных объявить, что выборщики высказались в поддержку короля. Возмущению шотландских лордов не было предела.

Позже Карл сказал, что вся вина лежит на этом придворном, который неверно истолковал его слова. Король даже предложил шотландцам примерно наказать «обманщика», но многие знатные люди решили принять сторону этого придворного и продолжали винить во всем Карла, заявляя во всеуслышание, что он солгал шотландскому народу и пытался навязать стране чуждые религиозные обряды. Особо горячился лорд Джон Эльфистоун, которого Карл в конце концов велел арестовать и заточить в Эдинбургский замок.

Когда Карл вернулся в Англию, он узнал, что вскоре после его отъезда состоялся суд, поддержавший выдвинутое против лорда Эльфистоуна обвинение. Как только решение суда стало известно жителям Эдинбурга, они собрались возле замка, служившего лорду узницей, и принялись громогласно требовать его освобождения. В противном же случае они угрожали повесить всех судей. В результате этого заступничества Джон Эльфистоун был сослан в свой родовой замок, а чуть позже получил свободу.

Я столь подробно пишу об этой истории только потому, что считаю, что именно из-за нее шотландцы начали ненавидеть моего бедного мужа.

В положенный срок я благополучно разрешилась от бремени. Счастливый Карл решил назвать мальчика Джеймсом – в честь своего отца, который с рождения носил это имя и лишь после коронации стал называться Яковом, – и я согласилась с супругом.

Джеймс был очаровательным ребенком, совершенно не походившим на своего старшего брата. Наш Карл рос некрасивым и отличался большим упрямством. Он был не по годам умен и иногда ставил нас в тупик своими вопросами.

И мне, и королю казалось, что наши младшие дети – Мэри и Джеймс – слишком слабые и хрупкие создания. Карл беспокоился об их здоровье и делился со мной своими опасениями, но я отвечала ему:

– Не надо сравнивать их с нашим старшим, который гораздо выше и крепче всех своих ровесников. Джеймс и Мэри вырастут, возможно, не такими сильными, как Карл, но зато всегда будут отличаться своей красотой.

С появлением на свет нашего второго сына при дворе вновь начались религиозные распри. Я была уверена, что, будь Карл хоть чуточку менее серьезным и обязательным, я давно и без труда обратила бы его в католичество. Но мой муж считал, что король протестантской страны может быть только протестантом. Мне же всегда казалось, что англичане – люди вовсе не набожные: ведь истинная вера требует от человека самоотдачи, а жители Британии были себялюбивы и ленивы. И только грозные события последующих лет показали мне, как недооценивала я своих подданных. Я вообще многого не замечала. Например, я упустила из виду то обстоятельство, что пуританство постепенно обрело такую силу, что его приверженцы уже не опасались вслух высказывать свое недовольство присутствием в Англии католиков.

  78