17 
— Да. У меня малышка. Моя малышка! — Материнская гордость заставила Дженни улыбнуться. — Ты увидела игрушки?
— Ну да, и еще портрет на буфете. Но я сразу же заметила — что-то изменилось. У тебя появилась атмосфера, какая бывает во всех домах, где есть дети. Все затихает, когда ребенок спит! Я всегда могла сказать, у кого из друзей Марко есть дети.
— А он не хочет своих?
— Не хотел — пока я была с ним, — правдиво ответила Шелли.
— Понятно. — Дженни потянулась за бисквитом, но передумала. — Я в последнее время неважно выгляжу.
— Ну, если ты недавно родила…
— Это меня не оправдывает.
— Ну, наверное. — Шелли взяла бисквит и пожала плечами, встретившись взглядом с Дженни. — Твой брат считает, что мне следовало бы набрать несколько фунтов.
— Да, ты ужасно исхудала. — Взгляд Дженни стал уверенным и ясным. — Значит, Марко навсегда исчез со сцены? — неожиданно спросила она.
Шелли рассмеялась; почему-то ее развеселила прямота Дженни.
— Резкий переход от бесед о детях и талиях! Я бы предпочла не говорить о Марко, если не возражаешь. Расскажи мне лучше про дочку.
Дженни засияла.
— Ей восемь месяцев, и она самый чудесный ребенок в мире, — заявила она, поднялась, достала из шкафа фотоальбом и протянула его Шелли. — Хотя я, может быть, несколько пристрастна.
— Как ее зовут?
— Элли. Вот, смотри, здесь она вскоре после рождения.
— Она милая. Сейчас, наверное, спит?
Дженни покачала головой.
— Нет. Она уехала… на один день… с отцом. Помнишь Джейми Батлера?
Шелли кивнула и взяла новый бисквит.
— Конечно, помню. Он был постарше нас и на несколько лет моложе Дрю — правильно? Всегда загорелый, лодки любил? Светлые кудрявые волосы? Довольно красивый?
— Это он, — с грустью подтвердила Дженни. — Он по-прежнему любит лодки, и Элли его обожает. Как и я.
Шелли не следовало слишком интересоваться чужими делами.
— Это хорошо, — равнодушно произнесла она.
— Ничего хорошего, — решительно возразила Дженни. — Должна тебе сказать, это ад.
— Потому что вы уже не вместе?
— Мы и не были вместе. — Дженни вздохнула. — А он хочет быть с нами.
— А ты не хочешь?
Дженни покачала головой.
— Не хочет Дрю.
— Дрю? А каким боком это касается Дрю?
Дженни невесело рассмеялась.
— Он назначил себя стражем моей нравственности. Главная его претензия к Джейми в том, что он не может меня хорошо обеспечить — по мнению Дрю.
— Может быть, это не мое дело… — Шелли сделала последний глоток чаю и встала. — Дрю слишком властный, и всегда был таким. А речь идет не о его жизни, а о твоей. Жизнь у человека одна, и не позволяй ему делать тебя несчастной!
— Если бы все было так просто!
— Все просто, если правильно смотреть на вещи! — с жаром заявила Шелли. — Поверь мне. Если Джейми тебе нужен, значит, ты должна за него бороться. — Бороться так, как самой ей нужно было бороться за Дрю. Она взглянула на часы. — Мне пора идти. Если я не устроюсь в «Западном»…
— Тогда возвращайся, — поспешно предложила Дженни. — Я говорю серьезно.
— Да, я знаю. Спасибо тебе. И за чай спасибо.
— Мы же еще увидимся? — спросила Дженни. — Когда твоя половина станет пригодной для жилья. Ты же не думаешь опять сорваться с места?
— Кто знает?
Ответ Шелли был чистосердечным. Она не знала, как скажется на ней жизнь в Милмуте. То, что она будет часто видеть Дрю — может быть, почти каждый день. А если к тому же у него кто-то есть…
— У Дрю есть девушка? — вдруг спросила она и тут же пожалела, что не удержалась. — Прости. Непорядочно, что я тебя об этом спрашиваю.
— Верно, — согласилась Дженни. — Хотя тебя можно понять. Он не обсуждает со мной свою личную жизнь. Хотя, пожалуй, если бы у него было что-то серьезное, я бы знала.
— Но я полагаю, у него были женщины после моего отъезда?
Дженни раздраженно взглянула на нее.
— Прошло три года, Шелли, так что были, конечно! Он до сих пор получает письма от женщин, которых знал во время путешествий. А ведь тебе известно, как давно это было!
— Ты не расскажешь ему, о чем я тебя спрашивала? Он может неправильно понять.
Или правильно.
Дженни покачала головой.
— Я не могу тебе обещать, что не расскажу, если он спросит. Он мой брат, и я его люблю. А ты сама знаешь, что сделала ему больно.
— Да, знаю, — вздохнула Шелли. — И мне теперь нужно жить с тем, что я совершила. — Впрочем, она подозревала, что себе она причинила куда более сильную боль…
17 
