очень нудно 
50 
Швенцеров, выражаясь географически, представляет телесно возвышенность, находящуюся на 300 футов выше уровня моря. По всем видимостям, изрядная флегма. Больше молчит, а когда говорит, то вкратце. Защищает В. Руднева и Заикина, жрецов скопинского капища. Бородка à la Louis Napoléon.
Муратов — блондинистый мужчина, имеющий несчастье походить на кн. Мещерского в молодости. Молод, но уже лыс, как Беляев. Говорит с достоинством и кашляет свысока. Защищает помощника бухгалтера Альяшева, очень маленького человечка с очень большими способностями.
Гаркави — рыжий, круглолицый Цицерон, не сказавший пока еще ни одного слова. Защищает пятерых подсудимых и потому, по мнению публики, скажет целых пять речей. Клиенты его хромы и убоги, служили в Скопине сырым материалом для приготовления пугал для огородов, гласных для думы и колодок для сапожников…
Шубинский. Ах! Этот наверное страдает мигренями и нервен. Говорит сладко, с претензией на убедительность. Защищает шестерых, однородных с клиентами предыдущего.
И с этим полком «язычников» ведут войну только трое: г. Муравьев, действующий более наступательно, чем оборонительно, гражданский истец Плевако и его стремянной Дмитриев.
Что г. Плевако талант — признал даже Рыков, не признававший ничего, кроме денег и «Льва и Солнца». Его златоустие обратилось даже в поговорку, например: «У него такая чудная фамилия, что даже Плевако не выговорит!» Глядит он на свет божий исподлобья, как рассвирепевший зубр, но душу имеет чувствительную: поет романсы и по ночам молится. Живет за Тверской заставой.
* * *
Бишоп и у нас узнавал «мысли» * . Стал ли он после этого умнее или нет — сказать трудно, но думаю, что не стал, ибо, исследуя тысячу человек, он у всех нашел одну и ту же мысль:
— Не дай бог, узнают мои мысли! Человек я семейный…
Один околоточный надзиратель, бывший на опытах и узнавший, что у всех есть мысли, поморщился и пробормотал:
— Все это от недосмотра… Мусью Бишоп, нешто так и надо, чтоб у всех людей мысли были?
— Полагаю…
— Могу вам заметить, что вы клевещете! Да-с! Может быть, у вас там в Англии и есть мысли, но у нас окроме благочестия и повиновения родителям… Рразойдитесь!
Были, впрочем, люди, которые не боялись открывать свои мысли. Во главе таковых стоит известный Федор Гиляров, автор весьма многих передовых. В его голове Бишоп нашел следующую мысль: «Пять копеек за строчку, а там будь ты хоть Чуркин, хоть Гамбетта — мне все равно!»… У редакторов обрел он мысль целебную: «Коли бы в Шереметьевском переулке рядом с чистилищем * да не было бы водолечебного заведения, тогда хоть ложись да помирай! Негде было бы и освежиться»…
* * *
Москва простудилась и охрипла. У нее получился странный и дикий голос — «Голос Москвы». Ко всевозможным сыпям, чесоткам и виттовым пляскам не хватало только этого сиплого, туберкулезного «Голоса», чтобы коллекция московских недугов и уродств приблизилась к полной. Описание этого недуга видно из следующей выдержки из почтительнейше приказчицкого донесения: «Ближе к делу * (?) направление „Голоса Москвы“ может быть охарактеризовано тем (,) что полный и единственный хозяин новой газеты, ее издатель-редактор, более двадцати лет сряду имел честь быть сотрудником „Московских ведомостей“, и вместе с тем, если бы не предпринял своего издания, счел бы за честь стать в ряды сотрудников „Руси“ * », — если бы его в последней приняли, в чем я, конечно, сомневаюсь… Далее «единственный хозяин» обещает «свой собственный оттенок — какой именно, выяснится на деле». Дело же будут стряпать тещи, свахи, просвирни и кастелянши; погрешности их по части «ять и е» будет исправлять г. Васильев, имевший честь и проч., а кто даст г. Васильеву на чай, предоставляю судить современникам.
<37. 22 декабря> *
Незабвенный Рыков, дебоширствуя во дни оны в Скопине, во время думских выборов рассуждал таким образом:
— На то провидением и черняки дадены, чтоб «господа» да волтерианцы не в свои сани не садились. «Господа» народ непрактичный, непутящий, непонимающий… Про Гамбетту да Биконсфильда, пожалуй, еще можно толковать с ними, а ежели что по хозяйству или учету векселей, то хоть брось…
Взгляд благонамеренный… Посидев в Екатерининской зале и покалякав с москвичами, Рыков поделился этим взглядом и с Москвой. Москва его осудила, но учением его прониклась… На наших последних выборах так пахло Скопином, что на Воздвиженке, где помещается дума, все прохожие носы затыкали… «Господа» избегались с особенным тщанием и со всеми преднамеренными предосторожностями… Люди, спящие не на перинах, не парящиеся до удара в банях и не украшенные на страх врагам суздальским письмом, забрасывались черняками, как Макары шишками. Всякий, знающий арифметику дальше именованных чисел, не пишущий «еще» через ять и не верующий в сахаровских певчих, прокачивался на вороных без всяких рассуждениев… Будь ты хоть семи пядей во лбу, будь ты хоть распрепрофессор, но ежели ты «господа», то и не суйся к браздам… Для «етих браздов» нужен не ум, не образование, а дух бодр и сердце непорочное… Из всей массы «господ», желавших попасть в гласные, уцелели одни только генералы да статские советники. Пощадили их купцы не потому, что они управлять Москвой способны, а просто из купеческого эгоизма… Генералы да статские советники нужны купцам. Без них ни купеческие свадьбы, ни обеды, ни купеческие думы обойтись не могут. Из 60 гласных, избранных по первому разряду, 42 купца, 8 генералов и 10 статских советников. 42 купца будут управлять, а генералы и статские советники — украшать своим присутствием… Господа купечество по второму разряду в генералах себе отказало (баловство, мол!), но разрешило себе, для декорации, одного графа и двух князей. «Рядом с графом или с князем сидишь, ну и приятно… даже в животе холодеет»… Третий же разряд, состоящий из мясников, брючных мастеров, живорыбников, скорняков и проч., упразднил и похерил не только «господ», но даже и купцов… Таким образом, купцы ели «господ», а мещане — и «господ», и купцов… «Господа», не имеющие счастья быть особами не ниже V класса, съедены… Мещане, или, как их величают, «ахалтекинцы», надеются, что скоро и купцы будут съедены и, таким образом, старейшая из отечественных столиц будет в ахалтекинских руках. Управа и дума обратятся в сборники сцен из народного быта, а городские дела дадут богатый материал для комедии «Горе от не ума» * …Браво, господа мещане! Бис!
50 
