Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
82 
Товарищ директора И. И. Руднев, обыкновенно неразговорчивый и угрюмый, на сей раз разговаривается и выказывает даже некоторую сметку.
— Вся вина моя в том, что я только подписывался, а что я подписывал — совсем не понимал… Ежели бы написали, чтобы мне голову снять, и то подписал бы…
Другой товарищ директора, он же и кассир, Никифор Иконников, говорит мало:
— Помилосердствуйте, господа присяжные заседатели! Простите!
Это же самое говорят Василий Руднев и Илья Заикин. Слово бухгалтера № 2, Швецова, не так коротко.
— Отчетов я не составлял, — говорит он, — и, стало быть, меня можно было бы обвинить только в том, что я не донес о всем, что видел. А как было донести? Ежели бы я донес, то сейчас бы от места отказали и из города бы выгнали.
Его помощник Альяшев говорит следующее:
— Я был служащим, должен был слушаться. Ради семьи пощадите!
«Последний козырь» городского головы В. Овчинникова длиннее.
— Я ужасно сожалею и страдаю, — говорит он дрожащим голосом, — что судьба поставила меня во главе городского самоуправления в то самое время, когда дела банка нельзя уже было поправить, а раскрыть злоупотребления у меня не хватило мужества! Здесь на суде меня упрекают в слезливости. И в самом деле смешно — не маленький! Да что же делать! Ведь эту пытку несу я с 1877 года!
И в заключение он, рыдая, просит оправдания.
На следующий, пятнадцатый день говорит сам Рыков. Он просит позволения выйти на середину залы и стать за пюпитр защитника, чтобы иметь возможность «опереться».
Председатель соглашается. Рыков, сопровождаемый жандармом, становится за пюпитр и разворачивает перед собой кругом исписанные два-три листа бумаги. Он бледен и взволнован. Слово начинается обращением к суду и публике и клятвой, что он, каясь в своих преступлениях, будет говорить одну только сущую правду.
Банк создан им с благою целью, говорит он… Земледелие стало подниматься, город Скопин преобразился, торговля увеличилась… Но вся беда в том, что он слишком широко пустил кредит и увлекся.
— Меня ничто не могло сдержать… Рязань была озабочена другим делом: она учитывала векселя в Скопинском банке… Министерство только советовало, а не приказывало, и проч.
У самого же Рыкова не хватило храбрости закрыть лавочку, в которой, по выражению г. прокурора, «обмеривали и обвешивали».
— Прекративши дела банка, я должен был бы переступить через труп моего родного города. Если бы для уврачевания ран моих вкладчиков понадобилось бы мое сожжение, то я с восторгом взошел бы на костер и сам бы зажег его, но наложить руки на собственное детище я не в силах…
Он зовет в свидетели бога, что у него нет ничего, кроме «этого армяка, умирающей жены и нищих детей».
— В тюрьме я жил частною благотворительностью. Мне подавали милостыню наравне с прочими арестантами!
Сказавши это, Рыков наклоняется к пюпитру и плачет.
— Вы сошлете меня в Сибирь, — продолжает он, утирая глаза и заглядывая в исписанные листы. — Я не боюсь Сибири, но ваш приговор разорвет и без того уж разорванное сердце.
Далее следуют «холодный труп», описание болезни и совет присяжным отпустить его… Он простится с умирающей женой, «поплачет на ее могиле, в последний раз благословит детей и уединится в монашеской келье, где будет оплакивать свои грехи»…
— Сейчас я говорил, как… как… говорил, как… (заглядывает в исписанные листы)… как подсудимый, теперь же скажу несколько слов в качестве русского гражданина…
«Гражданин» обвиняет во всем банковый устав, министерство, которое советовало, а не приказывало, и учит, как удовлетворить вкладчиков.
Попугав историей, Рыков идет на свое место.
Суд удаляется для постановки вопросов. Всех вопросов 426, другие же утверждают, что их 475.
<16. 10 декабря>
В шестнадцатый и последний день после председательского резюме, которое читается от 9½ час. утра до 1 часа дня, присяжные заседатели получают наконец вопросный лист и удаляются в совещательную комнату.
Но короткость совещания превышает всякие ожидания. В 7 ч. 35 м. вечера слышится вдруг звонок, извещающий, что участь 26 человек решена. Нужно видеть, какая бледность покрывает лица защитников, с каким волнением спешат они в залу! Что-то скажут присяжные!
Подсудимые бледны и взволнованы… Они еле ступают… Интеллигентный и нервный В. Овчинников своим несчастным видом производит тяжелое впечатление…
82 
