очень нудно 
104 
И все же именно Сассекс отговорил ее отсылать Роберта в Тауэр, когда открылся факт нашего брака. В бешенстве она готова была сделать это, однако Сассекс усмотрел в этом вред для ее репутации. Как говорил Роберт, Сассекс был бы рад увидеть его в Тауэре, так что в утверждениях графа, что он радеет за благо королевы, была определенная правда.
Когда он лежал на смертном одре, королева поехала в его дом в Бермондси и сидела возле его кровати. Она была нежна с ним, она плакала, когда он отходил, и все это еще раз доказывает, что она глубоко переживала за тех, кто был искренне предан ей.
Угасая, Сассекс был глубоко озабочен тем, что не успел осуществить всего необходимого для дела служения королеве, но она сказала ему, чтобы он был спокоен, что никто из ее подданных не служил ей лучше, и она желала бы, чтобы, он знал: когда она бывала резка с ним, это не означало, что она теряла свою любовь к нему, она всегда знала, что он живет ее интересами.
Напоследок он сказал:
– Мадам, я боюсь оставлять Вас.
На это она рассмеялась и ответила, что у него большое самомнение, впрочем, как и у нее, и что именно это позволит ей справиться со своими врагами. Она-то знала, что он пытается предупредить ее о Роберте, чьи амбиции, как он часто говорил ей, не остановятся ни перед чем.
Были свидетели, передавшие позже нам его последние слова:
– Я ухожу в мир иной, и оставляю вас на волю судеб и милость королевы. Но опасайтесь цыгана, ибо он может быть слишком хитер. Вы не знаете зверя, как знаю его я.
Конечно же, он говорил о Роберте.
Елизавета оплакивала Сассекса и без конца говорила, что она потеряла хорошего слугу. Но не было надобности предупреждать ее о «цыгане».
Однажды сэр Генри Кок приехал к нам в состоянии большой озабоченности. Я встревожилась, подумав, что что-то случилось с моей дочерью.
И я была права. Оказалось, что Томас Перро, сын сэра Джона Перро, который также гостил в Броксборне, и Дороти понравились друг другу. Более того, викарий Броксборна приехал к сэру Генри, чтобы рассказать ему волнующую историю.
Он сказал, что однажды к нему приехали двое незнакомцев и просили у него ключи от церкви. Естественно, он отказал им. Они уехали, но спустя некоторое время он обеспокоился и поехал посмотреть, что с церковью. Он обнаружил, что двери церкви сломаны, и там полным ходом идет венчание. Один из молодых людей, что просил у него ключи, выступал в роли священника. Викарий указал им на то, что они не имеют права проводить здесь венчание. Он один был уполномочен на все церемонии. Тогда один из молодых людей, который, как потом оказалось, был Томасом Перро, попросил его обвенчать их. Когда викарий отказался, то «священник» продолжил венчание.
– Дело в том, – рассказывал сэр Генри, – что молодая леди была вашей дочерью, леди Дороти Деверо, и теперь – она жена Томаса Перро.
Я была потрясена. Однако это было приключение, на которое я была вполне способна сама, и мне не следовало обвинять свою дочь в том, что я передала ей по наследственности. Похоже было, что они полюбили друг друга с Томасом Перро, и мне оставалось лишь поблагодарить сэра Генри за сообщение и сказать, что мы ничего не в силах здесь сделать, если факт брака будет подтвержден документом, а в этом необходимо было убедиться самым тщательным образом.
Когда Роберт услышал, что случилось, он был раздосадован, так как он делал ставку на Дороти в своих честолюбивых помыслах. Кто знает, какие там блестящие перспективы он рисовал в своих фантазиях относительно нее? То, что брак с Джеймсом Шотландским невозможен, – не обескуражило его. Но теперь Дороти сама вышла из игры, где господствовали амбиции и интриги, выйдя замуж за Перро.
Брак оказался узаконенным и очень скоро Дороти со своим мужем были у нас в гостях.
Она была счастлива, счастливым казался и Томас, и, конечно, Роберт был любезен и очарователен. Он обещал сделать все возможное, чтобы продвинуть супружескую чету при дворе. Роберт, как всегда, был предан семье.
Был конец года 1583-го, и я понятия не имела о трагедии, которую принесет нам новый год. Мы с Робертом всегда пытались не обнаруживать страха за своего болезненного ребенка, говоря друг другу, что многие дети в младенчестве слабы, а затем перерастают это.
Он был славным мальчиком, нежным на вид, казалось, он мало чего унаследовал как от отца, так и от матери. Он обожал Роберта, который частенько заходил в детскую, когда бывал в доме. Я видела, как Роберт носил малыша на плечах, а тот вскрикивал от ужаса и восторга, а поставленный на ноги, требовал еще и еще.
104 
