очень нудно 
122 
Я не переставала сравнивать Лейстера и Эссекса, потому, что они оба были фаворитами королевы, и думаю, она никого более так не любила, как этих двоих мужчин. Иронией судьбы было то, что, принимая во внимание наши с ней невидимые связи, она выбрала фаворитами моих мужа и сына, но мне доставляло истинное удовольствие слышать, как возросла ее любовь к Эссексу. Я желала, чтобы она все больше увлекалась им, так как это делало ее уязвимой. Я была настроена помочь Эссексу удержать эту привязанность королевы. Конечно, что могла я сделать, кроме как дать совет? Но могу с полным правом сказать, что я знала ее очень хорошо: ее силу и ее слабости. Это было известно мне благодаря нашему давнему соперничеству, так что я надеялась быть полезной Эссексу.
Я сомневалась, что он удержит ее любовь. Одно из главных преимуществ натуры Лейстера была, как говорят, способность «спрятать свои чувства в карман». Снова и снова он, «Глаза ее», оскорблял свою повелительницу и каялся, но всегда был прощен. Это был урок моему сыну, подавлять свои обиду и злобу и держать язык за зубами. Возможно, лишь сначала она находила привлекательной его утонченную внешность юноши, не сомневаюсь, что ее забавляли его прямолинейные высказывания, но долго ли она будет ими восторгаться?
Когда он приходил ко мне, он говорил о королеве, и его глаза сияли от восхищения.
– Она удивительна, – говорил он. – Ее не с кем сравнить. Я знаю – она пожилая женщина, но в ее присутствии забываешь о возрасте.
– Так хорошо возраст скрыт ее париками, румянами и пудрой, – добавляла я. – Я знаю от ее парикмахера, что сейчас для нее готовят двенадцать париков, и она особо озабочена тем, чтобы парики были того же цвета, как и ее собственные волосы в дни, когда она была молодой девушкой.
– Я ничего не понимаю в этих материях, – нетерпеливо отвечал Эссекс, – одно мне ясно: в ее обществе чувствуешь себя как в обществе богини.
Он имел в виду именно это, иначе бы не сказал. Я чувствовала, как волна ревности захлестывает меня, ибо моя любовь к Эссексу возросла еще более, что, я должна признать, произошло не без влияния королевы – женщины, отнявшей у меня сначала мужа, а потом сына.
Она не менее была предана Лейстеру, чем в былые дни. Иногда я думала, что Лейстер был для нее как муж, а Эссекс – как молодой любовник, но, так как она была женщиной, причем очень эгоистичной, она не могла перенести, чтобы хоть один из них принадлежал другой, пусть даже жене или матери.
Испанская угроза возрастала и занимала все умы; Нидерланды бедствовали. Лейстер был послан туда вновь, на этот раз с поручением посоветовать им договориться с испанцами мирно, ибо королева, под давлением угрозы ее собственным берегам, не могла более оказывать помощь.
Она не позволила Эссексу сопровождать своего отчима.
– Мне нужен кто-то, кто развлекал бы меня, – сказала она и пожаловала Эссекса в свои стремянные – пост, который она отобрала у Лейстера, дав ему взамен пост лорда стюарда королевского дома. Она дала Лейстеру понять, что он у нее – один, и никто не сможет заменить его, и в то же время она желала иметь возле себя его молодого пасынка.
Лейстер должен был бы понять: когда королева отдает свою любовь кому-то, то это навсегда. Бедняга! Такой старый и больной. Где тот красивый, дерзкий герой ее юности и моей? Его не было более, а вместо него был толстый, багрянолицый человек с подагрой и прочими болезнями – результатом неумеренной жизни.
Она твердо стояла на его защите всю жизнь. Она вынесла и грязную тайну смерти его первой жены, и его женитьбу на мне, и его попытки обмануть ее, и поражение его в Нидерландах. Она была самой верной из любовниц.
Она, как и прежде, увлекалась нарядами и теперь носила преимущественно белое. Она любила этот цвет всегда, но теперь он шел к ее стареющему лицу, и я была согласна с нею. Она сохранила свою нежную кожу, и ее умеренность в еде не повредила юношеской стройной фигуры. Она обладала неоспоримым изяществом – я и в самом деле не видела никого с такой же хорошей осанкой – и со стороны она могла показаться почти юной, а пышность и блеск, которыми она себя окружала, заставляли еще при жизни воспринимать ее как бессмертную.
Зная Эссекса, я предполагала, что он некоторым образом влюблен в нее. Он не мог оторваться от нее. Все лето он провел при дворе, и зачастую они сидели с королевой ночи напролет, играя до утра в карты. Как раз тот факт, что он всегда бывал откровенен, видимо нравился ей, поскольку он не скрывал своего восхищения ею, а всякое сокрытие чувств было ему чуждо. Восхищение же молодого человека, который был моложе ее более чем на тридцать лет, должно было быть приятно любой женщине.
122 
