очень нудно 
44 
Его пухлая дочка, которая в задней комнате составляла в стопки тарелки, сказала:
— Папа ушел в банк. Приходите позже, у нас сегодня рулет из фаршированной свинины...
Позади, в теплом свете кухни, ее мать склонилась над открытой дверцей духовки, пробуя вилкой свинину. Бабушка сидела в дальнем углу, где проводила целые дни с тех пор, как ее напугал приключившийся с ней легкий удар, и чистила картошку. Очистки падали в фартук ей на колени, а клубни она роняла в корзину у своих ног. Даже в этот ранний час аромат жаркого, приправленного розмарином, вызвал у него острый приступ голода.
— Нет-нет. Просто попросите его позвонить мне сегодня днем и передайте ему...
Задержавшись в дверях, глядя, как серый дождь хлещет по голым пластиковым столам, он не без удовольствия подумал: теперь, когда он с ними поговорил, ситуация должна проясниться.
Ему еще предстоит беседовать с Перуцци. Ну как подготовишься к такому разговору? Это все равно, что готовиться к переходу через минное поле. Надо просто соблюдать осторожность, вот и все. И какое это теперь имеет значение? Подумать только, позавчера он сидел здесь на солнышке с бокалом вина и забот не ведал! Ну убита какая-то иностранка, ну и что? Ни тебе политических и дипломатических осложнений, ни сраженных горем родителей, ни газетчиков, ни прокурорского гнева, а один лишь злонравный обувщик.
Ссутулив плечи под тяжелыми плетьми дождя, он направился к мастерской. Над его опущенной головой прогремел гром, предваряя его встречу с пылающим гневом Перуцци.
Смерть Акико стала тяжелым ударом для Перуцци. Его острый взгляд блуждал теперь бесцельно, будто заплутавшись в лабиринте. Инспектору самому пришлось пробираться к обувщику через лабиринт, потому что того не оказалось в мастерской. Если он так похваляется своим сыном, который за всем тут у него успевает проследить, он ведь мог бы и не ходить в банк, как остальные? Разве что пойти поболтать и посидеть в баре?
Но Иссино объяснил ему:
— Он магазине. Синьора ушла кофе. Сюда, пожалуста.
И вместо того чтобы выходить в непогоду, плестись сначала вдоль по улице и поворачивать обратно на Сан-Джакопо, он, следуя наставлениям Иссино, был вынужден пройти по сумрачной лестнице прямо и налево, потом направо, еще раз направо и до конца, протиснуться за шкафами, открыть дверь справа и подняться наверх. Верхний коридор был лучше освещен, чем лестница, и в прежнее время он бы заинтересовался идущими по стенам полками, уставленными коробками, колодками и свертками кожи. Но теперь все было по-иному, и он брел, не задерживаясь, едва повернув голову, когда по ошибке чуть не попал в каморку Иссино, а после чуть не вошел в шкаф. В конце концов он все-таки нашел нужную дверь и выбрался наружу.
Женщина, работавшая в магазине, уже вернулась с перерыва, очевидно, раньше обычного, потому что непогода все усиливалась. Когда он вошел, она стояла на коленях среди развала туфель у ног покупательницы и бормотала нечто утешительное. Перуцци держал в руках штабель обувных коробок и смотрел на дождь за окном, не замечая появления инспектора, пока тот не шагнул к нему и не тронул за локоть.
— Нам нужно поговорить.
Перуцци обернулся и взглянул на него рассеянным взглядом. Десятью минутами спустя покупательница ушла, так ничего и не купив, обувщик отпустил в ее адрес несколько резких замечаний, но инспектора он все еще будто не видел.
В этом элегантном магазине, на голубом ковре, Перуцци, долговязый, громоздкий, в длинном фартуке и с руками рабочего, выглядел еще более неуместно, чем инспектор. Этот другой мир весь состоял из матовых огней и пастельных тонов и тонко пах духами, как новые туфли.
— Нужно поговорить, Перуцци. Идемте обратно в мастерскую.
Не успел Перуцци ответить, как в магазин вошла молодая светловолосая женщина. Она, улыбаясь, складывала зонт, с которого текла вода. Продавщица поспешила к ней, чтобы взять у нее зонт. Но блондинка смотрела на Перуцци.
— Меня послал сюда ваш подмастерье. Вы сшили мне мокасины?
— Да. Светло-коричневые или темно-коричневые.
— Но я хотела пару красных и пару голубых, как в прошлом году! Разве вы не помните? Я приходила в конце апреля, и вы сказали, что в начале июня они будут готовы.
— Что ж, они готовы. Они на витрине.
— Но они же коричневые!
— В этом году я шью только коричневые. Зачем вам мокасины ярких цветов?
— Но, Перуцци, в прошлом году вы их шили!
44 
