Монти никогда не позволял себе спать на дежурстве, но сегодня он, должно быть, все-таки задремал, потому что около трех пополуночи его разбудил сигнал тревоги. Сигнал подавали сенсоры, вшитые в ночную рубашку Ната. Вскинув голову, Монти уставился на экраны, ожидая увидеть на них картину полного пробуждения, но другие датчики показывали, что пациент по-прежнему крепко спит. Между тем тепловой сенсор зарегистрировал сокращение мускулатуры левой руки и предплечья. Вероятно, у Ната легкая судорога, а может — датчик испортился, подумал Монти, включая систему видеонаблюдения и давая максимальное увеличение. То, что он увидел на экране, поразило его настолько, что несколько секунд Монти сидел совершенно неподвижно, не в силах поверить своим глазам. Левая рука Ната, опираясь на пальцы, осторожно, крадучись, ползла по простыне, по одеялу словно паук и остановилась, только когда оказалась у него на груди. Впечатление такое, словно рукой управляет кто-то другой или — вот уж вовсе невероятное предположение! — будто левая кисть Ната обладает собственным разумом или, по крайней мере, инстинктом. Монти долго наблюдал за ней, но рука больше не шевелилась, а он был так потрясен, что совершенно забыл сделать снимки для «Метрополитена».
В пять утра сигнал тревоги прозвучал вновь, и Монти увидел, как кисть Ната поднялась по груди, ощупала шею и шрам, потом переползла на лицо. В ее медленных, осторожных движениях было что-то такое, что Монти показалось — Нат в опасности. Вскочив, как подброшенный пружиной, он бросился к выходу, опрокидывая на ходу какое-то оборудование, и ворвался в палату.
— Это ты, Монти? — сонно спросил Нат. — Что случилось?
Но Монти не знал, что случилось, как не знал он и того, следует ли рассказывать пациенту о том, что он видел, или лучше сначала проконсультироваться с Персис или Гартом.
— С тобой… все в порядке? — задал он идиотский вопрос.
— Абсолютно. Если не считать того, что ты меня разбудил. Что все-таки стряслось?
— Н-нет, ничего не случилось, — проговорил Монти, стараясь не стучать зубами. — Я… Просто мне показалось — один из мониторов забарахлил, и я решил проверить… Спи.
С этими словами он шагнул к установленной у стены аппаратуре и сделал вид, будто что-то регулирует и настраивает. После этого Монти уже не спал, а утром, когда Персис приехала на работу, он уже ждал ее у дверей ее кабинета.
— Ты выглядишь ужасно, — заметила Персис, оглядев лаборанта с головы до ног.
— Я должен кое-что тебе показать.
Некоторое время оба молча наблюдали за записанными на диск странными ночными блужданиями левой руки Ната, потом Персис сказала:
— Он уже упоминал, что во время драки на самолетном кладбище не мог справиться с левой рукой.
— А ты ему рассказала? — спросил Монти.
— О чем?
— О том, что ствол головного мозга принадлежит не ему?
Персис нахмурилась:
— Нет, и не собираюсь. Ты тоже должен молчать, Монти. Это — наша тайна, которую Нат ни в коем случае не должен узнать, потому что… потому что это может привести к катастрофическим последствиям. На данном этапе Нат должен быть уверен, что полностью контролирует себя, иначе-иначе он никогда не научится себя контролировать. Ты понимаешь?
— Кажется, да… — пробормотал Монти, но сердце у него упало. Он вспомнил, каким восторгом озарились глаза журналиста, когда он впервые услышал, что «первому размороженному человеку» достался мозговой ствол казненного преступника. Теперь об этом узнает не только Нат, но и весь мир, и случится это довольно скоро.
А он не в силах ничему помешать.
Утром, бреясь перед зеркалом, Нат обратил внимание на странную дрожь левой руки. Несколько раз энергично тряхнув кистью, он снова поднял руку, чтобы получше натянуть кожу на подбородке. Но не успел он сообразить, что происходит, как левая рука вцепилась в запястье правой, в которой он держал безопасную бритву, и рванула вниз. Лезвие зацепило кожу, из глубокого пореза тут же закапала кровь. От потрясения у Ната перехватило дыхание. Он не сомневался, что движение левой руки было совершенно непроизвольным, как судорога или спонтанный мускульный спазм. Наконец он пришел в себя и, швырнув станок в раковину, залепил рану салфеткой. Вернувшись в палату, Нат достал костюм для пробежек и стал одеваться. Но не успел он застегнуть молнию, как левая рука схватилась за язычок замка и потянула вниз.