— Кто? — хором переспросили мы.
— А вы разве не слышали? — зашептала она. — О проклятье…
— Нет, — переглянувшись, ответили Катя с Гелей, мы же с Эммой просто промолчали.
— Знаете, в какой комнате эта Лена жила? Нет? В 666! Да еще на 13 этаже! Представляете? — женщина впилась глазами в наши лица, дабы проследить должный ли эффектом произвели ее слова. — Представляете? — повторила она.
— Подумаешь! — фыркнула я. — У меня приятельница живет в квартире 666 и ничего — не только не умерла, а даже вышла замуж за нового русского!
— Вы не понимаете! — воскликнула женщина, всплеснув своими мозолистыми руками. — На этом номере проклятье! И уже не первый человек погибает загадочной смертью…
После этих слов даже я заинтересованно глянула на словоохотливую официантку. Не говоря уже о Гуле, которая буквально смотрела той в рот с самого первого момента.
— А началось все тридцать лет назад, когда создатель нашего «Солнечного» выбросился с того самого балконы, откуда упала Лена…
Вдруг женщина (судя по табличке на переднике, звали ее Эльвира) резко замолкла и начала суетливо убирать с нашего стола тарелки.
— А что дальше? — нетерпеливо спросила Катя.
— Дальше кофе с булочками, — громко произнесла официантка и глазами показала нам на стоящую чуть в стороне пожилую администраторшу. Когда та отвернулась, Эльвира чуть слышно прошептала. — Пасет нас старая карга, сил нет… Особенно после этого случая с Ленкой…
— Ну а дальше-то расскажите, — так же тихо попросила Гуля.
— Если вам интересно, приходите в восьми в фойе, я все подробно расскажу. А пока мне надо другие столики обслужить.
После этих слов Эльвира быстренько укатилась вместе со своей тележкой, на которой остывал кофе, и заветривались булочки.
Как только она скрылась за колонной, завибрировал мой мобильник.
— Алло, — буркнула я в трубку, прекрасно зная даже без определителя, кто звонит.
— Леля, — раздался громкий Сонькин голос. — Я с голоду помираю.
— А я причем?
— Как причем? Ты должна мне что-нибудь принести. Я бы предпочла бифштекс с картошкой-фри и пирожное с кремом.
— И где я тебе все это возьму? — хмыкнула я.
— А у вас разве не шведский стол?
— Нет. Русский.
— Молочный поросенок, кулебяки и борщ?
— Нет. Творожная закаканка, картошка и булка.
— Ну-у-у, — расстроилась подруга. — Я закаканку не хочу.
— Слава богу! Потому что я уже съела.
— А булочку? — елейным голоском поинтересовалась она.
— Еще нет, — ответила я, откладывая сдобу в сторону, хотя до этого намеревалась ее съесть.
— Вот и славно. Мне оставишь.
— Слушай, подруга, ты так и собираешься меня все две недели объедать? — хмуро пробурчала я.
— Тебя не грех и объесть, у тебя четыре лишних килограмма, — хихикнула она в трубку.
Я зло засопела, мало того, что увязалась со мной, мало того, спать хочет на моей «полуторке», мало того, объедать меня решила, так еще и издевается! Это у меня-то четыре килограмма лишних! Врунья! Да у меня больше трех сроду не бывало!
— Короче, так, — процедила я, запихивая себе в рот остывшую булку. — Ничего ты не получишь! Я тебе даже хлеба теперь носить не буду! Черствого ржаного хлеба!
— Да ладно, Лель, я пошутила, все знают, что у тебя идеальная фигура, — начала юлить Сонька.
— Вот и хорошо, значит, лишняя булка мне не повредит. Кстати, очень вкусная была витушка. С изюмом.
— Ты ее сожрала? — возопила она. — И что я теперь буду есть?
— На набережной полно кафешек, иди шашлычок скушай или хот-дог.
— Но у меня нет денег!
— Займи у кого-нибудь, — пропела я и отключилась. Впредь будет знать, как считать мои лишние килограммы.
Пока я трепалась с подругой, мои соседки уже обмусолили все детали разговора с официанткой и пришли к единому мнению — все это брехня, но в восемь надо в холле быть, чтобы в этом до конца убедиться.
Засим мы расстались. Катя с Гулей пошли совершать вечерний моцион. Эмма удалилась в библиотеку — записываться. Я же пошла переодеваться.
Оказавшись в номере, я быстро скинула с себя платье, напялили купальник и шорты, залезла в Сонькин конспиративный карман на лифчике, выудила из него сотку, после чего бегом вылетела из комнаты — надо накормит ребенка, а то и правда помрет. Как не издевались мы с Сонькой друг над другом, как не подтрунивали, но не пребывали в ссоре больше пяти минут.