очень нудно 
39 
– Бьюсь об заклад, вы уже определили виновных, - криво улыбнулся Бофранк.
– Вы правы, - кивнул Броньолус. - Я выбрал их: ничтожных, глупых людей, которые никогда не в силах будут осознать то благо, что принесут своей смертью. Предвижу еще один ваш вопрос и скажу сразу: страшные убийства, что произошли здесь, ни кем не подстроены, и я не знаю, кто же истинный убийца. Да и надо ли?
– Так дайте мне время.
– Я говорю: надо ли знать?! Допустим, вы найдете злодея или злодеев. Неделю ли, месяц спустя - кара настигнет их. Но можем ли мы сегодня понять, кто это будет и чем руководствовался он, неся смерть? Простолюдин или знатный поселянин? Мерзкий язычник или верный раб истинной церкви? Могут быть вопросы, прима-конестабль, могут быть вопросы. А я - я сделаю из событий в поселке легенду, которая обессмертит мое имя.
– Вы опасны, - сказал Бофранк с омерзением. - Я вынужден буду доложить герцогу.
– Вы смогли бы это сделать, будь вы в столице. - Броньолус сидел с таким же спокойным лицом, как и прежде, но глаза его не могли не сдержать радости. - Но вы, к несчастью, здесь. А на сегодня власть здесь - это я. Сила - это я.
– Я полагаю, вы ошиблись.
Грейсфрате перевел взгляд с лица конестабля на пистолет, который тот извлек из-под одежды и держал теперь в руке.
– О! Вы намерены стрелять в меня?
– Я не остановлюсь перед этим, хотя буду стараться обойтись без огня.
– Теперь я и подавно вижу, что в соратники вас не заполучить. Тимманс был прав.
– Кто в коридоре? - не слушая более Броньолуса, спросил конестабль. - Прикажите им убраться.
– У вас только один выстрел. Или два? А вы помните, сколько со мной прибыло человек? Да и любой здешний житель скорее со мной, нежели с вами. Поэтому положите свой пистолет.
Бофранк лихорадочно продумал возможные варианты развития положения. Забаррикадироваться в комнате и, угрожая жизни Броньолуса, потребовать послать гонца в столицу? Но как продержаться столько времени без сна, путь ведь неблизкий… Убить грейсфрате и обвинить его в измене и ереси? Но кто поверит?
– Вы омерзительны, грейсфрате. Вам лучше убить меня - вернувшись в столицу, я обо всем доложу герцогу. Вас повесят.
– Убить? Нет-нет, я не так жесток. Более того, фрате Тимманс уже отправился с письмом к известным мне лицам, которые и решат вашу судьбу. Что же до возвращения, то оно предстоит вам не скоро. Вы же знаток законов, посему вам ведомо, что на всех допросах, судах и прочих актах миссерихордии в отсутствие коронного судьи обязан быть чиновник от герцога. Ближе вас никого нет, так не погнушайтесь же принять участие в наших делах.
– Вы серьезно?
– Отчего же нет, мой дорогой хире конестабль? Отчего нет? Я не требую от вас подписывать обвинительное заключение, я даже позволю вам изложить там свое несогласие. Видите, я чту законы.
– Я не желаю присутствовать на допросах. Я видел допросы и знаю, что они на деле.
– Однако придется. Я велю приводить вас на допрос против вашей воли. Помните, хире Бофранк, вы у меня в руках. Не я у вас. Так что вы скажете?
– Не думаю, что зрелище герцогского чиновника, связанного или закованного в железо, обрадует здешних жителей. А своими ногами на допросы и суд я не приду.
– Вы неосмотрительны, - покачал головой Броньолус. - Не вижу другого выхода, как поместить вас под стражу. Уверяю, условия содержания будут самые приятные.
– На этом и остановимся. Ничего более я от вас слышать не желаю.
– Ничего более от меня слышать вам и не нужно, - сказал грейсфрате и тихонько засмеялся. - Да… Мне сообщили, что в юности вы перенесли интересное приключение с неким Волтцем Вайтлем, сыном печатника. Полагаю, сия тайна и должна оставаться тайною, не так ли?
Бофранк ничего не сказал.
Тут же за дверью прима-конестабля ожидали клевреты грейсфрате, аккуратно, но быстро лишившие его оружия. Шпагу, впрочем, ему оставили, как он убедился, вернувшись в свою комнату. Там ждал его и завтрак, сопровожденный графином вина. С дурными мыслями Бофранк осушил стакан, затем другой и, не найдя более иных занятий, приступил к трапезе.
Заточение прима-конестабля протекало однообразно, как, впрочем, и любое лишение человека свободы. Писал же Фикторус Гуг в своем кратком труде, посвященном данному вопросу, что свободы людские чрезвычайно ценны становятся лишь тогда, когда их у человека силою отнимают. К Бофранку не шел сон, терзавший его недуг тут же куда-то испарился, не оставив видимых следов, и весь организм его, казалось, приободрился и посвежел. Но силы, взявшиеся в избытке словно из ниоткуда, Бофранк не мог тратить ни на что дельное. Выходом было разве что погрузиться в пьянство, благо по велению грейсфрате Бофранку ни в чем не отказывали. Впрочем, это был порочный выход, и конестабль всячески от него отворачивался и ограничивал усердие в питии.
39 
