очень нудно 
37 
— После того как ты сказала, что мне нет места в твоей жизни?
— Можно подумать, если бы я встретила тебя с распростертыми объятиями, ты бы признался! Знаешь, как это все выглядит со стороны? Ты бросил меня, когда я тебе надоела, и вернулся, когда тебе что-то от меня понадобилось. Но даже тогда, вместо того чтобы во всем признаться и честно попросить о помощи, продолжал бессовестно лгать.
— Нет! — Кантор внезапно рванулся вперед, крепко схватил ее за плечи и приблизил к себе, так что их глаза оказались почти рядом. — Я прекрасно знаю, что ты не отказала бы мне в помощи, если бы я попросил. Но мне не нужно то, что ты предложила. Мне нужна ты. Не липовый брак, не избавление от проклятия, а ты и твоя любовь.
— Отпусти меня! — потребовала Ольга, из последних сил сопротивляясь желанию обнять этого обманщика, который сам не знает, чего хочет, но знает ее слабости и нагло этим пользуется.
— Прости… — Он разжал пальцы и немного отстранился. — Думай, что хочешь. Но я говорю правду.
— Ты тоже прости, — отозвалась она. — Но верить тебе после всего этого было бы верхом наивности. Если передумаешь насчет проклятия, можешь обращаться в любой момент. Как бы я ни обижалась, я не садистка какая, чтобы заставлять тебя мучиться. Но не смей больше лезть в мою жизнь! И оставь в покое Артуро!
Кантор повернул выключатель, и осветительный шар разогнал темноту, придавая жизни ясность и определенность.
— Я не передумаю. Головная боль — ерунда по сравнению с жизнью без тебя. Я не лез в твою жизнь и не буду впредь, я просто подожду. Теперь нас связывают сразу два проклятия, и рано или поздно все случится само собой. А что касается Артуро… Я обещал его не трогать и не отказываюсь от своего слова. Но причина моей ненависти не в тебе, и тут ты ничего изменить не можешь. Я не перестану считать его подлецом, не забуду и не прощу.
— Диего, — устало вздохнула Ольга, — что бы там у вас ни случилось, ведь сколько лет уже прошло! Люди меняются. Посмотри, каким стал ты сам. Почему он не мог измениться?
— Пока что он не сделал ничего, что изменило бы мое мнение о нем, — упрямо наклонил голову Кантор. — А если ты сама видишь, каким я стал, тебе должно быть понятно, почему я так не хотел раскрывать свою тайну. И также должна понимать, что, если ты кому-нибудь об этом скажешь, мне останется только застрелиться.
Ольга невольно вздрогнула, вспомнив давний разговор в первый вечер знакомства. Диего смотрел прямо в глаза, и в них она ясно видела смерть, и ничего более. Только не свою.
— Я не скажу, — понизив голос, чтобы не дрожал, пообещала она. — Ты сам скажешь. Поедешь к матери и скажешь, скотина бесчувственная, как можно так с матерью… И маэстро Карлосу скажешь. Сам. Я не смогу молча смотреть, как он мучается, а ты над ним издеваешься. А я никому не скажу.
Кантор опустил глаза и молча кивнул.
— Хорошо.
— Тогда до свидания. Провожать меня не надо.
— Напрасно ты так… Лучше бы я все-таки тебя проводил.
— Лучше посиди дома и подумай над своим поведением, — сердито отмахнулась Ольга и ушла, оставив морально уничтоженного мистралийца наедине с его невеселыми мыслями.
Провожать! Вот еще! Не хватало, чтобы он увидел, как она плачет!
— Нет! Подождите! — спохватился король, всматриваясь в гаснущее зеркало. — Мэтр, почему вы…
— Имейте совесть, ваше величество, — строго отозвался придворный маг. — Как вы полагаете, объект вашего наблюдения желал быть увиденным в… гм… такой момент?
— А если он и в самом деле застрелится?
— Если узнает, что его видели в слезах, то несомненно. Оставьте его в покое.
— Кто сказал Ольге о проклятии? О том, кто такой Кантор, она догадалась сама — хвала богам, через полгода додумалась. Но кто ей сказал обо всем остальном? Неужели мэтр Максимильяно?
— Полагаю, именно так и есть, — неторопливо произнес старик.
— Но зачем? Он что, не понимал, к чему его откровенность приведет? До сих пор он казался мне умным человеком.
— Он не только умен, но еще и мудр.
— Мне кажется или вы действительно одобряете его поступок? Единственный результат, который я вижу, — Ольга с Кантором рассорились окончательно, она удалилась, подозрительно шмыгая носом, а отважный кабальеро всхлипывает, уткнувшись лбом в стену, и шепчет что-то нелестное о почтенном родителе.
— Вы поймете позже. И он тоже поймет. Все, что произошло, — только к лучшему. Постоянные тайны, окружавшие персону дона Диего, порождали недомолвки, вынуждали лгать и препятствовали взаимопониманию. Они с Ольгой оба страдали от недостатка откровенности, теперь же настало время, когда они могут сказать друг другу все, ничего не скрывая.
37 
